Для тех, кто не знаком с базовыми принципами и возможностями классических семейных расстановок по методу Берта Хеллингера, результаты, которых можно достичь, применяя их, кажутся чудесными, парадоксальными, быстрыми и неожиданными. Конечно, речь идет именно о классических системных семейных расстановках, а не о неких мистических шоу, в которые они нередко превращаются. Расстановки – мощный и серьезный метод работы, который позволяет найти иголку в стогу сена, увидеть проблему в семейной системе, которая спрятана часто в лицах далеких предков. Это метод, который может вернуть порядок в семью и дать энергии любви течь в нужном направлении, давая системе жить и возрождаться. Зачастую к расстановкам обращаются тогда, когда другие методы бессильны.
Дорогой, будь моей мамой
Основатель метода, Берт Хеллингер, говорил: "У счастья лица ваших родителей", подразумевая, что нарушенные отношения с собственными родителями мешают построить отношения с партнером. Претензии и обвинения, злость – становятся препятствиями на пути гармонии и счастья в семье. Голод по родительской любви мы переносим на партнера, ставя его на место родителя для нас, награждая его должествованием любить нас, как ребенка. В то же время супруг чувствует себя не на своем месте, плохо понимает, что от него требуется, постоянно конфликтует с нами.У таких пар возникают проблемы, в том числе, и с рождением детей. Это происходит, потому что один или оба партнера находятся в детской позиции и не хотят взрослеть. Нехватка любви в детстве, вынужденное раннее взросление в токсичной семье, невнимание родителей оставляет детскую часть, нашего внутреннего ребенка не выросшим, беспомощным. Оставляет человека в надежде когда-нибудь получить тепло, любовь, внимание, наполнится этим. Поэтому муж или жена не готовы взрослеть, не готовы нести ответственность за собственных детей, не готовы отдавать. Они пока еще могут только принимать, ждут, что новый "родитель" обеспечит им все условия, организует счастье. Или готовы пока обслуживать исключительно себя, не быть никому обязанными.
Обычно на первый взгляд все перечисленное совсем не очевидно и становится видимым, проявляется именно благодаря расстановке.
Решение подсказывает семейная система
Случай из практикиНа расстановку пришла красивая молодая женщина, брак которой был под угрозой. Ее запрос был категоричным: "так жить больше нельзя, что делать – остаться с мужем или развестись?".
В расстановках запрос обычно переформулируется в соответствии с законами семейных систем, и он зазвучал так – что в системе не дает быть счастливой с мужем? Также в интервью клиентка рассказала, что одна из причин сильно пошатнувшихся отношений в семье – отсутствие детей, невозможность забеременеть в течение многих лет. На вопросы о своей родительской семье женщина ответила, что отношения с родителями сложные, что она злится на маму, чувствует себя отвергнутой и не прощает ее за невнимание в детстве.
В расстановке сразу появились родительские фигуры. Клиентка смогла обратиться к матери и только в формате расстановки высказать ей обиды, сказать о своих переживаниях. С удивлением она увидела, что мать не отвергает ее, что у той много любви к дочери, хотя взаимодействовать непросто. В это клиентке сложно было поверить поначалу, но система открылась именно так, показывая очевидное, но невидимое ранее. В расстановке сложно солгать, потому что на каждое неточное предположение, движение заместителя отреагируют противодействием другие участники, и опытный расстановщик вовремя остановит процесс, уводящий от решения.
Клиентке вслед за своим заместителем удалось открыть свое сердце для матери, обняться и встать, наконец, символически на полагающееся ей место дочери. Этому помогли разрешающие фразы, принятые в подходе: "Дорогая мама, я всего лишь ваш ребенок. Я не могу осуждать вас, вы родители и сами разберетесь в своих отношениях". После этого все в расстановке почувствовали облегчение. Заместитель отца повернулся к дочери и увидел, также принял ее, как своего ребенка. Признание нужды в своих родителях было решением этой расстановки.
После работы клиентка стала иначе смотреть на мужа, сняв с него претензии к родителям. Отношения были явно перегружены этим желанием женщины быть любимой мужем, но как ребенок, и одновременно отвержением мужа, как мамы, злости на него вместо нее. Брак не только сохранился, но и стало известно, что через 2 месяца женщина забеременела.
Результат, который кажется чудесным
Расстановка прекратила путаницу и переносы. Осуждаемая мама, исключенная женщиной из системы, была возвращена в нее. Клиентка начала принимать ее любовь, быть ей благодарной, любить в ответ, и система стала перестраиваться. Только заняв полагающееся ей место ребенка в своей родительской семье, и отказавшись от осуждения и оценки своих родителей, она смогла повзрослеть и сама стать матерью.Бессознательная лояльность (уважение, которого не было на уровне сознания) своей семейной системе проявилась в рассмотренном случае в том, что неприятие матери поставило неосознаваемый запрет на возможность самой быть матерью. "Не хочу, быть, как она = не хочу быть матерью". Организм лишь выполнял запрос психики, проявляя симптомы тела, организуя отторжение ребенка.
Точные слова Б. Хеллингера ставят точку в этой счастливой истории: "В партнерских отношениях мы часто хотим достичь того, что нам не удалось в любви к своим родителям. Но этого не будет, если сначала не заструится поток любви к родителям".
Просто понравилась статья. Кидать тапками не зачем.
Не понимайте всё буквально.
Не важно сын или дочь у тебя, для тебя он всё равно самый-самый. И первая встреча с его будущей половиной - вспомните себя при знакомстве со свекровью.
Рожаешь его, мучаешься. Воспитываешь. Любишь, шьешь ему костюмы зайчиков, медведей, пиратов и роботов. Сидишь, не отходя от его постели во время болезней, читаешь ему на ночь «Волшебника из страны Оз». Мажешь зеленкой разбитые колени и следы ветрянки. Учишься разбираться в машинках, самолетиках, вертолетиках и сони плейстейшн. Вникаешь, кто круче: Человек-паук или Тони Старк, Оптимус прайм или Атом из «Живой стали». Объясняешь, как ездить на велике, как читать и рисовать. Плачешь на его первом звонке. Учишь его быть сильным и смелым, открывать дамам двери и подавать пальто. Зашиваешь порваную куртку, кричишь из окна, чтоб немедленно слез с дерева. Падаешь в обморок, когда он во дворе сломал руку, на тренировке сломан ногу, на катке сломал нос. Радуешься, что не шею. Краснеешь на родительских собраниях, услышав про систематическое хулиганство. Вместе с сыном пытаешься отыскать внезапно бесследно исчезнувший дневник. Плачешь при его первой победе на спортивных соревнованиях. Вникаешь, в чем отличие кед от бутсов, кто такой Овечкин, как сыграли наши.
Понимающе киваешь, услышав, что Серега первый начал. Удивляешься, как же быстро у него растут ноги. И руки. И весь он. Мучаешься от того, что он стал менее открытым, стал чаще прятать свои эмоции, реже целовать тебя в щеку, реже рассказывать про какделавшколе, чаще на все вопросы отвечать «нормально».
Его первую и непременно ужасную во всех смыслах «любовь» встречаешь нервозно, в тайне надеясь, что это просто игра гормонов. Просишь отца рассказать сыну как-нибудь по-тихоньку о средствах контрацепции, ведьонсамещеребенокемунельзясейчасдетейегождетвеликоебудущееитп.
Сидишь в коридоре с бутербродами, пока он сдает экзамены. Плачешь на его последнем звонке. Выбираешь ему первый взрослый костюм, показываешь, как завязывать галстук. Плохо спишь последний год перед призывом. И еще год во время призыва. Пишешь письма в армию раз в неделю. Зачеркиваешь дни на календаре. Сходишь с ума во время вступительных. Про то, что твой сын стал первокурсником гордо рассказываешь всем знакомым. Умоляешь декана не отчислять твоего оболтуса. Гордо рассказываешь всем знакомым, что твой сын стал первокурсником снова, и теперь точно нашел себя. Умоляешь получить хотя бы диплом и плевать уже на оценки.
Плачешь-таки и на вручении дипломов, радуясь, что все плохое вроде бы позади.
И вот однажды он говорит тебе между делом, что сегодня к вам зайдет Маша. Или Лена. Или Катя. Или Юля. Или еще хрен пойми кто.
И не врет. Маша заходит. И заходит с такой регулярностью, что тебе начинает казаться, что Маше больше негде есть. А в то время, что Маша не заходит, твой дорогой сын пропадает у нее. Или гуляет с ней. Или встречает ее. Или провожает. А если не встречает, не провожает и не заходит, то просто разговаривает с ней по телефону. Маша считает в это время себя манной небесной, а твоего дорогого мальчика объектом воспитания. Она ему говорит, что подаренная тобой рубашка не сочетается с его цветом ремня. Что он убого (сама дура) пострижен. Что он зарабатывает маловато. Что у него это и то… И что она… хочет замуж.
«ЧЕГО? ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ? ЗАМУЖ? ТАК ПУСТЬ ВЫХОДИТ И ОТВАЛИТ ОТ МОЕГО СЫНА», - думаешь ты. А вслух говоришь: «Может, быть вам чуток подождать? Снимите квартиру. Поживите отдельно».
Маша празднует первую победу. Ты - первое поражение.
Его комната опустела. Остались только книги, детские игрушки, старый диван и медали с кубками. Дома он больше не ночует и не дневует. Иногда забегает на часик-другой сказать, что у него (как уже много лет подряд) все нормально и поесть. Ты к его приходу готовишься всю неделю, затем мечешь на стол 1001 блюдо (давно и прочно подозревая полу-невестку в том, что она его специально не кормит, а холодильник держит на замке, ключ от которого в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке), рассказываешь всякую ерунду боясь, что во время паузы он соберется и уйдет. Но он все равно уходит. К ней.
И заходит все реже. И вот в один из таких заходов вдруг оказывается, что они женятся. Скоро. Они уже взрослые и все решили. Ты пожимаешь плечами, мол, решили, так решили. Справляешься о дате. Улыбаешься. Ночью, пока муж видит 25й сон, смотришь фотоальбом. Останавливаешься взглядом на карточке с семилетним беззубым мальчишкой возле елки в костюме пирата. Тихонько всхлипываешь.
Твой дорогой мальчик теперь уже точно не твой. И твоим больше не будет никогда.
Он теперь ее муж, который теперь всегда будет есть ее борщ, ходить в подаренных ею рубашках, ездить в отпуск к ее маме. Маме, которой повезло чуть больше чем тебе, потому что она родила дочь. С ней советовались насчет того, достоин ли ее, Маши, твой дорогой сын. С ней советовались, какую одежду твоему дорогому сыну лучше купить, ее спрашивали, стоит ли им, детям, жить вместе. Ее спрашивали, жениться-не жениться, а если жениться, то когда. Она всегда останется женщиной №1 в жизни своего ребенка. А твоя судьба - стать женщиной №2.
Так что сына рожать нельзя. Ибо если у меня будет невестка, ей песец.
Катерина Шурыгина
Рожаешь его, мучаешься. Воспитываешь. Любишь, шьешь ему костюмы зайчиков, медведей, пиратов и роботов. Сидишь, не отходя от его постели во время болезней, читаешь ему на ночь "Волшебника из страны Оз". Мажешь зеленкой разбитые колени и следы ветрянки. Учишься разбираться в машинках, самолетиках, вертолетиках и сони плейстейшн. Вникаешь, кто круче: Человек-паук или Тони Старк, Оптимус прайм или Атом из "Живой стали". Объясняешь, как ездить на велике, как читать и рисовать. Плачешь на его первом звонке. Учишь его быть сильным и смелым, открывать дамам двери и подавать пальто. Зашиваешь порваную куртку, кричишь из окна, чтоб немедленно слез с дерева. Падаешь в обморок, когда он во дворе сломал руку, на тренировке сломан ногу, на катке сломал нос. Радуешься, что не шею. Краснеешь на родительских собраниях, услышав про систематическое хулиганство. Вместе с сыном пытаешься отыскать внезапно бесследно исчезнувший дневник. Плачешь при его первой победе на спортивных соревнованиях. Вникаешь, в чем отличие кед от бутсов, кто такой Овечкин, как сыграли наши.
Понимающе киваешь, услышав, что Серега первый начал. Удивляешься, как же быстро у него растут ноги. И руки. И весь он. Мучаешься от того, что он стал менее открытым, стал чаще прятать свои эмоции, реже целовать тебя в щеку, реже рассказывать про "какделавшколе", чаще на все вопросы отвечать "нормально".
Его первую и непременно ужасную во всех смыслах "любовь" встречаешь нервозно, в тайне надеясь, что это просто игра гормонов. Просишь отца рассказать сыну как-нибудь потихоньку о средствах контрацепции, ведь он сам еще ребенок, ему нельзя сейчас детей, его ждет великое будущее и тп.
Сидишь в коридоре с бутербродами, пока он сдает экзамены. Плачешь на его последнем звонке. Выбираешь ему первый взрослый костюм, показываешь, как завязывать галстук. Плохо спишь последний год перед призывом. И еще год во время призыва. Пишешь письма в армию раз в неделю. Зачеркиваешь дни на календаре. Сходишь с ума во время вступительных.
Про то, что твой сын стал первокурсником гордо рассказываешь всем знакомым. Умоляешь декана не отчислять твоего оболтуса. Гордо рассказываешь всем знакомым, что твой сын стал первокурсником снова, и теперь точно нашел себя. Умоляешь получить хотя бы диплом и плевать уже на оценки.
Плачешь-таки и на вручении дипломов, радуясь, что все плохое вроде бы позади.
И вот однажды он говорит тебе между делом, что сегодня к вам зайдет Маша. Или Лена. Или Катя. Или Юля. Или еще хрен пойми кто.
И не врет. Маша заходит. И заходит с такой регулярностью, что тебе начинает казаться, что Маше больше негде есть. А в то время, что Маша не заходит, твой дорогой сын пропадает у нее. Или гуляет с ней. Или встречает ее. Или провожает. А если не встречает, не провожает и не заходит, то просто разговаривает с ней по телефону. Маша считает в это время себя манной небесной, а твоего дорогого мальчика объектом воспитания. Она ему говорит, что подаренная тобой рубашка не сочетается с его цветом ремня. Что он убого (сама дура) пострижен. Что он зарабатывает маловато. Что у него это и то... И что она... хочет замуж.
"ЧЕГО? ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ? Замуж? Так пусть выходит и отвалит от моего сына", - думаешь ты. А вслух говоришь: "Может, быть вам чуток подождать? Снимите квартиру. Поживите отдельно".
Маша празднует первую победу. Ты - первое поражение.
Его комната опустела. Остались только книги, детские игрушки, старый диван и медали с кубками. Дома он больше не ночует и не дневует. Иногда забегает на часик-другой сказать, что у него (как уже много лет подряд) все нормально и поесть. Ты к его приходу готовишься всю неделю, затем мечешь на стол 1001 блюдо (давно и прочно подозревая полу-невестку в том, что она его специально не кормит, а холодильник держит на замке, ключ от которого в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке), рассказываешь всякую ерунду боясь, что во время паузы он соберется и уйдет. Но он все равно уходит. К ней.
И заходит все реже. И вот в один из таких заходов вдруг оказывается, что они женятся. Скоро. Они уже взрослые и все решили. Ты пожимаешь плечами, мол, решили, так решили. Справляешься о дате. Улыбаешься. Ночью, пока муж видит 25-й сон, смотришь фотоальбом. Останавливаешься взглядом на карточке с семилетним беззубым мальчишкой возле елки в костюме пирата. Тихонько всхлипываешь.
Твой дорогой мальчик теперь уже точно не твой. И твоим больше не будет никогда.
Он теперь ее муж, который теперь всегда будет есть ее борщ, ходить в подаренных ею рубашках, ездить в отпуск к ее маме. Маме, которой повезло чуть больше чем тебе, потому что она родила дочь. С ней советовались насчет того, достоин ли ее, Маши, твой дорогой сын. С ней советовались, какую одежду твоему дорогому сыну лучше купить, ее спрашивали, стоит ли им, детям, жить вместе. Ее спрашивали, жениться/не жениться, а если жениться, то когда. Она всегда останется женщиной №1 в жизни своего ребенка. А твоя судьба - стать женщиной №2.
Так что сына рожать нельзя. Ибо если у меня будет невестка, ей песец.
О том, что ждет мам всех мальчиков. Точнее и не скажешь!
Рожаешь его, мучаешься. Воспитываешь. Любишь, шьешь ему костюмы зайчиков, медведей, пиратов и роботов. Сидишь, не отходя от его постели во время болезней, читаешь ему на ночь «Волшебника из страны Оз». Мажешь зеленкой разбитые колени и следы ветрянки. Учишься разбираться в машинках, самолетиках, вертолетиках и сони плейстейшн. Вникаешь, кто круче: Человек-паук или Тони Старк, Оптимус прайм или Атом из «Живой стали». Объясняешь, как ездить на велике, как читать и рисовать. Плачешь на его первом звонке. Учишь его быть сильным и смелым, открывать дамам двери и подавать пальто. Зашиваешь порваную куртку, кричишь из окна, чтоб немедленно слез с дерева. Падаешь в обморок, когда он во дворе сломал руку, на тренировке сломан ногу, на катке сломал нос. Радуешься, что не шею. Краснеешь на родительских собраниях, услышав про систематическое хулиганство. Вместе с сыном пытаешься отыскать внезапно бесследно исчезнувший дневник. Плачешь при его первой победе на спортивных соревнованиях. Вникаешь, в чем отличие кед от бутсов, кто такой Овечкин, как сыграли наши.
Понимающе киваешь, услышав, что Серега первый начал. Удивляешься, как же быстро у него растут ноги. И руки. И весь он. Мучаешься от того, что он стал менее открытым, стал чаще прятать свои эмоции, реже целовать тебя в щеку, реже рассказывать про «какделавшколе», чаще на все вопросы отвечать «нормально».
Его первую и непременно ужасную во всех смыслах «любовь» встречаешь нервозно, в тайне надеясь, что это просто игра гормонов. Просишь отца рассказать сыну как-нибудь потихоньку о средствах контрацепции, ведь он сам еще ребенок, ему нельзя сейчас детей, его ждет великое будущее и тп.
Сидишь в коридоре с бутербродами, пока он сдает экзамены. Плачешь на его последнем звонке. Выбираешь ему первый взрослый костюм, показываешь, как завязывать галстук. Плохо спишь последний год перед призывом. И еще год во время призыва. Пишешь письма в армию раз в неделю. Зачеркиваешь дни на календаре. Сходишь с ума во время вступительных.
Про то, что твой сын стал первокурсником гордо рассказываешь всем знакомым. Умоляешь декана не отчислять твоего оболтуса. Гордо рассказываешь всем знакомым, что твой сын стал первокурсником снова, и теперь точно нашел себя. Умоляешь получить хотя бы диплом и плевать уже на оценки.
Плачешь-таки и на вручении дипломов, радуясь, что все плохое вроде бы позади.
И вот однажды он говорит тебе между делом, что сегодня к вам зайдет Маша. Или Лена. Или Катя. Или Юля. Или еще хрен пойми кто.
И не врет. Маша заходит. И заходит с такой регулярностью, что тебе начинает казаться, что Маше больше негде есть. А в то время, что Маша не заходит, твой дорогой сын пропадает у нее. Или гуляет с ней. Или встречает ее. Или провожает. А если не встречает, не провожает и не заходит, то просто разговаривает с ней по телефону. Маша считает в это время себя манной небесной, а твоего дорогого мальчика объектом воспитания. Она ему говорит, что подаренная тобой рубашка не сочетается с его цветом ремня. Что он убого (сама дура) пострижен. Что он зарабатывает маловато. Что у него это и то… И что она … хочет замуж.
«ЧЕГО? ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ? Замуж? Так пусть выходит и отвалит от моего сына», - думаешь ты. А вслух говоришь: «Может, быть вам чуток подождать? Снимите квартиру. Поживите отдельно».
Маша празднует первую победу. Ты — первое поражение.
Его комната опустела. Остались только книги, детские игрушки, старый диван и медали с кубками. Дома он больше не ночует и не дневует. Иногда забегает на часик-другой сказать, что у него (как уже много лет подряд) все нормально и поесть. Ты к его приходу готовишься всю неделю, затем мечешь на стол 1001 блюдо (давно и прочно подозревая полу-невестку в том, что она его специально не кормит, а холодильник держит на замке, ключ от которого в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке), рассказываешь всякую ерунду боясь, что во время паузы он соберется и уйдет. Но он все равно уходит. К ней.
И заходит все реже. И вот в один из таких заходов вдруг оказывается, что они женятся. Скоро. Они уже взрослые и все решили. Ты пожимаешь плечами, мол, решили, так решили. Справляешься о дате. Улыбаешься. Ночью, пока муж видит 25-й сон, смотришь фотоальбом. Останавливаешься взглядом на карточке с семилетним беззубым мальчишкой возле елки в костюме пирата. Тихонько всхлипываешь.
Твой дорогой мальчик теперь уже точно не твой. И твоим больше не будет никогда.
Он теперь ее муж, который теперь всегда будет есть ее борщ, ходить в подаренных ею рубашках, ездить в отпуск к ее маме. Маме, которой повезло чуть больше чем тебе, потому что она родила дочь. С ней советовались насчет того, достоин ли ее, Маши, твой дорогой сын. С ней советовались, какую одежду твоему дорогому сыну лучше купить, ее спрашивали, стоит ли им, детям, жить вместе. Ее спрашивали, жениться/не жениться, а если жениться, то когда. Она всегда останется женщиной №1 в жизни своего ребенка. А твоя судьба — стать женщиной №2.
Так что сына рожать нельзя. Ибо если у меня будет невестка, ей песец.
Читайте также:
Все о воспитании, Детская психология, Советы родителям, Это интересно!
Просмотрено
История из роддома
Все о воспитании
Просмотрено
Дочери работающих матерей становятся более успешными, а сыновья – более заботливыми
Просмотрено
Типичные ошибки в воспитании ребенка
Советы родителям, Это интересно!
Просмотрено
Малыша привезли в больницу в мертвой тишине. Достав ЭТО из его горла, все вновь услышали самый прекрасный в мире звук.
Все о воспитании, Советы родителям
Просмотрено
Еда не впрок: продукты, которые нельзя давать на завтрак ребенку
Советы родителям
Просмотрено
Михаил Казиник: Забирать у детей детство, чтобы сообщать им кучу информации, - это преступно
От рождения до года, Советы родителям
Просмотрено
Приданное для новорожденного малыша
Светлана Васильевна, материнские каминг-ауты появляются вновь и вновь и становятся новым трендом. Доходит до того, что теперь вставить комментарий о том, что ты испытываешь радость и удовольствие от совместной жизни с ребенком - невежливо и некорректно по отношению к другим мамам, уставшим и измученным, которые тут же обвинят тебя в лицемерии и желании казаться лучше остальных. Что вы думаете по этому поводу?
Я думаю, что быть все время в распоряжении кого-то в любой момент дня и ночи, - это на самом деле трудно. И это не имеет никакого отношения к счастью. Особенно, если ребенок плохо спит, не дает выспаться - тогда уход за ним действительно может стать пыткой. Поэтому женщине, конечно, не стоит постоянно оставаться один на один с ребенком - кто-то должен быть рядом. Но у этой проблемы есть и другая сторона. Причина усталости от ребенка может быть и в душевной незрелости родителя, который по ряду причин не способен воспринимать рождение и развитие ребенка как чудо, с восхищением. Если ты видишь ребенка как чудо, которое ты произвел на свет, но при этом не владеешь им, который является отдельной личностью, а ты, родитель, просто удостоен чести присутствовать при том, как он растет, развивается, - тогда у тебя имеется альтернатива этому истощению, этой отданности в его распоряжение. Это персональные отношения, если говорить на языке экзистенциального анализа. Но если отношение к ребенку у тебя объектное, то все иначе. Сегодня доминируют объектные отношения: то, что нравится, надо купить и потребить, попользоваться. Это черта, присущая нарциссическим личностям, которых в наше время становится все больше: такой человек любит жену, как машину, как вещь, и если она постарела или перестала нравиться, он с легкостью ее меняет. Такой человек и ребенка будет любить за его полезные качества. А это и есть - любить, как любят хорошие, удобные, полезные вещи. Если ребенок становится неудобным, потому что не дает спать, потому что я пока не могу им гордиться, он может перестать радовать маму. Все зависит, какой смысл ты этому придаешь. Как в известной притче о Шартрском соборе, когда строителей спрашивали: «Что вы делаете?», и каждый ответил по-своему: один - что он обтесывает камни, другой - что он имеет большое счастье участвовать в строительстве Шартрского собора. Эти люди живут совершенно разной жизнью, хотя по сути делают одно и то же. Так же и с ребенком: если ты видишь в ребенке индивидуальность, неповторимость и уникальность, тогда ты способен этому в нем восхищаться, удивляться, служить его росту и развитию, испытывать прекрасные переживания, а если чувствуешь себя использованным, попавшим в ловушку, то ты моментально выгораешь…
-Да, а если у него еще колики, и он мало спит…
Да, тогда «вещь» становится неудобной. Что с ней делать? Похвастаться - похвастался, а дальше я начинаю понимать, что ребенок со мной теперь лет до восемнадцати, и мне становится страшно. В этот момент происходит отрезвление, и человек встает перед выбором. Он либо меняет объектное отношение на персональное, либо мучается дальше. Кроме того, к этому отрезвлению добавляется истерическая акцентуация, которая присутствует у многих женщин, из-за которой они не выдерживают стесненности.
-То есть, есть какие-то категории женщин, которые больше предрасположены к недовольству материнством?
Конечно. Истерическим личностям нужно больше свободы, они не выдерживают постоянства и рутины. Яркие примеры из литературы и кинематографа - Скарлетт О’Хара или Анна Каренина. Вспомните, как они относились к своим детям: первую дети сильно раздражали, лесопилку она считала куда более важным занятием, вторая в конце концов оставила старшего сына, была холодна к младшей дочери. Психологам хорошо известно: ребенку в первые месяцы жизни особенно важна стабильность, повторяемость, покой и ставшие привычными процедуры ухода, то есть удовлетворение его базовых потребностей, на уровне первой фундаментальной мотивации. Но репертуар этих взаимодействий пока очень небольшой - и, кстати, именно благодаря его ограниченности ребенок и учится как-то ориентироваться в этом мире. Что можно делать вместе с младенцем? Покормить его, убаюкать, перепеленать, искупать. Все это делается постоянно, в одно и то же время дня, потому что ритмичность очень важна для развития. Ребенку нужна стабильность и предсказуемость взрослого. Конечно, общение тоже необходимо. Он сам даст знать - как много и когда. Но на этом всё, больше ему пока ничего не нужно. Маргарет Малер называла этот период в развитии «мама–комната». Если я, взрослый, информирован о том, что происходит с ребенком на том или ином этапе его младенчества - вот, в 4 месяца формируется ядерная самость, в 9 месяцев появляется интерсубъективная самость и так далее - то мне становится очень интересно за ним наблюдать. Он все время меняется, становится другим. Если я ничего об этом не знаю, не осознаю, то тогда я вижу только собственную стесненность, вижу, что развитие ребенка все же происходит слишком медленно, постепенно.
То есть, «материнское выгорание» происходит еще и потому, что мамы не очень хорошо знают, как развивается ребенок в течение первого года жизни?
Да, и поэтому они не знают, за чем наблюдать. Я всем советую читать книгу Д.Н. Стерна «Дневник младенца: что видит, чувствует и переживает ваш малыш». Это прекрасная книга. А еще может быть так, что мама вообще не знает, что делать с новорожденным ребенком. Сейчас в западных школах детям показывают специальные ролики, достаточно длинные, о том, как мама с ребенком общается, смотрит глаза в глаза, радуется ему, мурлычет что-то на ушко. У нас ведь много взрослых, которые вообще этого никогда не видели: например, потому, что мама умерла, или она была совершенно холодной. Поэтому они совершенно не знают, как расслабиться с ребенком.
–А вы согласны с тем, чтобы первый год-полтора важно, чтобы мама была дома, рядом с ребенком, а не пыталась где-то работать, подрабатывать? Понятно, что ситуации могут быть разными, и некоторые мамы вынуждены работать, но если рассматривать вариант, когда острой необходимости в этом нет?
Для ребенка присутствие рядом мамы жизненно важно в возрасте примерно с 9 месяцев до 2 лет. И раньше, в первые месяцы, конечно, тоже, поскольку мама кормит его грудным молоком. После окончания грудного вскармливания, по большому счету, совершенно неважно, кто из родителей будет заниматься ребенком - мама или папа, лишь бы этот взрослый был чутким по отношению к ребенку. Понимал бы, о чем он сейчас плачет: он голодный, или надо подгузник поменять? Или животик болит? Опять же, тут репертуар причин плача невелик. И не только понимал, но и немедленно откликался.
Еще одна проблема современных мам - отрыв от социума. До рождения ребенка женщина активно работала, общалась с коллегами и друзьями, путешествовала, занималась тем, что ей нравится, а потом раз - и она дома, в четырех стенах, наедине с младенцем, отрезанная от остального мира. Муж весь день на работе, бабушки в наше время менее активно принимают участие в жизни внуков. Некоторые молодые мамы признаются, что им хотелось выйти в окно вместе с ребенком…
Ну что тут можно сделать? Конечно, женщина не должна доводить себя до такого состояния, когда она уже готова выпрыгнуть в окно. Все-таки когда ты становишься родителем, надо перед этим немножечко повзрослеть. Потому что худшее, что может быть, - это родитель, который еще сам не вырос. Надо подумать, чем ты можешь себе помочь. Совсем необязательно, чтобы женщина занималась ребенком круглосуточно сама. Допустим, муж на работе. Значит, есть хотя бы немного денег на няню. Надо искать кого-то, кто может тебе помочь, посидеть с ребенком, по крайней мере, пару часов в день. Впрочем, мужья тоже обычно не работают сутками, вечерами и в выходные они дома. Несомненно, для женщины очень важно разделить заботу о ребенке с мужем. Хорошие отношения в паре в этот период проходят проверку. А главная задача молодого папы - облегчить мамин труд. Стать ей поддержкой, порадовать ее чем-то. Ребенок очень тонко чувствует, как меняется эмоциональное состояние мамы, когда к ней подходит папа, и это начинает формировать его характер. Уже с первых месяцев жизни. Когда мы вдвоем рядом с этим чудом, то вообще ничего не страшно. Например, муж может встать ночью и мне, сонной, принести ребенка для кормления. Это же прекрасно, это очень украшает отношения. Женщина в полудреме кормит ребенка, лучше высыпается и утром провожает мужа на работу с благодарностью. А он дает ей такую возможность, потому что понимает, что сидеть с ребенком тяжелее, чем работать в офисе, и делать это легче, когда ночью ты отдохнула.
-Почему же молодые мамы даже при поддержке мужа и няни продолжают жаловаться на трудности?
Я думаю, что дело еще и в том, что современные женщины не подготовлены к появлению детей всей своей предыдущей жизнью. Ведь сейчас техническая сторона ухода за младенцем крайне упростилась: есть подгузники, есть стиральные машинки-автоматы, мультиварки, посудомоечные машины - и у женщин все-таки больше возможностей отдыхать, даже если нет няни. Я помню свое родительство: это были постоянные стирки, отнимавшие массу времени. Какое счастье наступило в нашей семье, когда была куплена машина «Малютка» - а ведь после стирки в этом чуде техники пеленки еще нужно было ополоснуть и выжать вручную. Но ведь вся жизнь до этого приучала к нелегкому домашнему труду. Закаляла. Сейчас эта бытовая сторона значительно облегчена, и женщины, привыкшие к комфорту, тяжело адаптируются к новому укладу жизни. Еще несколько десятилетий назад в опыте женщины были пионерские лагеря, ранние зарядки, закаливание с детского садика, походы в подростковом возрасте, «картошка» в университете. Кстати, как и в опыте русских дворянок, которые воспитывались не в тепличных условиях и могли ради чего-то хорошего, ценного без проблем покинуть зону комфорта. Нынешние женщины в этом плане не очень закаленные - и в этом нет ничего хорошего. Если человек привык, что ему все легко дается, все приносят на дом, ему не нужно прикладывать дополнительные усилия, то нечего удивляться, что перед этим испытанием - рождением ребенка - он оказывается слаб.
Казалось бы, наоборот, можно радоваться тому, что достижения технического прогресса позволяют высвободить время от стирки и мойки посуды для общения с ребенком. Сейчас можно и в бассейн с грудничком ходить, и на бэби-йогу, и старые сказки вместе слушать в смартфоне…
Да, но иногда ты не знаешь, когда ему нужны эти сказки и бэби-йога, а когда еще рано. Иногда мамы слишком спешат - это тоже не очень хорошо. На самом деле ребенку в первый год жизни не особенно нужна бэби-йога - ему гораздо больше нужно, чтобы все было спокойно, и чтобы родители понимали, какие у него потребности. И общение, которое еще пока очень примитивное, но тем не менее… Ребенок развивается от простого к сложному.
В наше время и сами роды стремятся сделать максимально комфортными: использовать эпидуральную анестезию, кесарево сечение, чтобы не чувствовать боли. Впрочем, набирает силу и другая позиция: боль - важный опыт, необходимый для рождения здорового ребенка и становления женщины как матери. Что вы думаете по этому поводу?
Тут, как всегда, нет правильного ответа. Если женщина совсем не подготовлена физически и психологически, то эта боль может оказаться для нее травматичной. Когда роды легче протекали без обезболивания? Когда люди жили ближе к земле, занимались физическим трудом, были более выносливыми, потому что постоянно тренировали тело, способность выдерживать дискомфорт и неудобства. А если у женщины с детства нет закалки, если она растет как мимоза в ботаническом саду, то тогда в родах она становится абсолютно беспомощной, ей тяжело. У нее нет мышц, в том числе эмоциональных, чтобы выдержать эту нагрузку. Ей становится страшно, она легко впадает в отчаяние. И тогда становится нужна какая-то медицинская помощь, таблетки, уколы. –
-Послеродовая депрессия возникает по той же причине?
Депрессия может иметь разные источники. Есть люди, предрасположенные к депрессии. А есть люди, которые впадают в депрессию просто потому, что реальность не совпадает с их представлениями. Вместо того чтобы принять реальность, сказать: «Вот, оказывается, как интересно!» и принять вызов этой жизни, они от ужаса ломаются и начинают плакать и грустить.
Может быть, с возрастом материнство приносит больше радости? Ведь ребенок растет, разговаривает, обнимается, делает каждый день какие-то открытия…
Да, это так. Это приходит в том числе со своим собственным возрастом. Очень многое еще зависит от того, был этот ребенок желанным или нет. И, конечно, от общечеловеческой зрелости. Однажды смотришь на ребенка и думаешь: «Боже, это же чудо какое-то. Как у нас выросло такое прекрасное создание?» На рождение и взросление ребенка можно смотреть как на нечто непостижимо прекрасное. Это, конечно, не мешает быть и твердым, когда нужно, - но точно не в первый год его жизни. Беседовала Анастасия Храмутичева
