Многие люди уверены, что ребенок не будет счастлив с матерью, которая однажды его бросила. Президент благотворительного фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам” Елена Альшанская, работающая с такими мамами, уверена: большинство из них – не чудовища, а люди, которым нужно протянуть руку помощи.
Елена Альшанская. Фото: otkazniki.ru
Елена Альшанская - президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» .
Родилась 2 марта 1979 года. Окончила Санкт-Петербургский государственный университет по специальности «Философия». В 2004 году Елена лежала с ребенком в подмосковной больнице, где впервые увидела детей-«отказников» и не смогла пройти мимо. Вместе с другими волонтерами Елена стала заниматься этой проблемой.
В 2007 был зарегистрирован благотворительный фонд «Волонтеры в помощьдетям-сиротам», который реализует программы по профилактике социального сиротства, содействует семейному устройству, поддерживает детей в больницах и государственных учреждениях. Фонд стал одним из крупнейших социальных проектов, реализуемых преимущественно силами волонтеров.
Потяни за ниточку
- Вы пришли в волонтерское движение семь лет назад. Что изменилось за это время?
Изменилось очень многое, и в жизни страны, и в моей жизни тоже. За это время мы организовали довольно большой благотворительный фонд, чего изначально совершенно не планировалось. Начиная работу, мы даже не думали, что это надолго и всерьез. В качестве основной деятельности я тогда занималась совершенно другими вещами, экологией, какими-то творческими проектами. У меня было много планов, о которых сейчас очень странно вспоминать. Тогда нам казалось, что есть проблема, которую нужно решить и пойти домой.
Но проблема не решалась. Точнее, она разматывалась, как клубок. Оказалось, что за ниточкой тянется другая ниточка и конца не видно. Но пока все не сделал - уходить нельзя! Когда мы «потянули за ниточку», то постепенно увидели проблему целиком.
Забытые в больнице
Начали вы с брошенных в больницах детей. Откуда и почему они появляются в наших больницах брошенные дети и что делать, чтобы их не было?
Оставшиеся без родительского ухода дети появляются в больницах тремя основными путями. Самый массовый путь - это отбирание детей от родителей. Второй путь - добровольный отказ, мама оставляет ребенка, чаще всего, в роддоме, оттуда его переводят в больницу. Иногда детей находят на улице. Бывает, что дети оказываются в больнице после смерти родителей. Если ребенок потерял родителей, или он отбирается из семьи, прежде чем он попадет в сиротское учреждение или семью, его обязательно поместят в больницу - на обследование. Такой практики нет ни в одной стране мира, а у нас она до сих пор существует.
И вот ребенок, который только что пережил самую страшную потерю в своей жизни, потерял семью, оказывается в больнице, в месте, которое совершенно не приспособлено к тому, чтобы помочь ребенку в таком состоянии. Там вообще-то лечат больных телом, а не помогают детей с тяжестью на душе пережить этот этап с наименьшими потерями. За детьми в больнице ухаживать-то толком и некому! А ребенок после потери близкого человека находится в состоянии стресса, это трагичная, очень тяжелая для него ситуация. Чтобы она не нанесла ребенку вреда, она должна как-то компенсироваться, если одни руки отпустили, другие должны его подхватить.
Я могу сказать, что за эти семь лет положение детей в больницах изменилось. Прежде всего изменился материальный уровень. Сначала мы видели вопиющее неблагополучие - не было памперсов, дети лежали на чудовищных матрасах, страдали от пролежней. Вот эту ситуацию удалось переломить, по крайней мере, в рамках Московского региона. Те ужасы, о которых я сейчас говорила, остались только на фотографиях, которые мы храним в архивах.
И главное внимание, которое возникло по отношению к этим детям, дало старт множеству волонтерских инициатив в разных регионах. Но говорить, что ситуация решена, мы сможем только когда прекратим порочную практику держания детей, которые ничем не больны, в больницах.
Памперсы за счет государства
- Все изменилось усилиями волонтеров или за государственный счет?
Сначала мы покупали памперсы за счет волонтеров. Потом нам удалось путем переговоров с государством, добиться того, что в Московской области появилось бюджетное финансирование для этих детей. Даже ставки воспитателей и психологов в больницах появились.
- Вы говорите: «мы». В какой-то момент появились люди рядом с вами? Откуда они взялись?
- «Мы» появились они практически сразу как только я начала об этом говорить и писать. Я стала писать об этом на форумах, в «Живом журнале».
- Людей, которые к вам присоединились, было возможно как-то организовать?
Как-то так получилось, что мы собрались, мы решали все вместе. И те, кого невозможно было организовать, они как-то сами сразу отваливались. Люди приходили сами и говорили: «Я могу вот это, я могу вот это». Сложно сказать, как это все вышло, наверное, просто повезло, но у нас достаточно быстро сбилась команда, которая могла принимать решения и достаточно успешно их реализовывать. Мы начали вместе ездить по больницам. Объездили все больницы Подмосковья, чтобы помочь , которые там находились.
Потом, у нас был довольно-таки сложный период. Стало понятно, что, привозя в больницы памперсы, мы эту проблему не решим, нужно менять саму систему обеспечения больниц на уровне законодательства.
Проблема была в том, что никакого бюджета на снабжение детей в больницах не было. Ничего для них не было, кроме койко-мест. И ухаживать за ними было некому, у медсестер на этих детей не было времени. Мы поняли, что для того, чтобы на памперсы для отказников в больницах появились средства, нужно выходить на диалог с властью. И в 2006 году мы начали кампанию в СМИ, У нас была очень серьезная дискуссия. Мы подготавливали почву для журналистов, но при этом сами никак не комментировали и не мелькали на экране. Сюжеты снимались совершенно независимо от нас.
В этот момент часть нашей команды сменилась. Некоторые люди сказали, что они не готовы к этому. Они сказали, что если мы начнем скандалить, нас просто не пустят в больницы. Я была совершенно уверена, что даже если нас не будут на первом этапе пускать в больницы, другого пути кроме гласности, нет.
Мы собирали данные по всем больницам Подмосковья, посчитали всех детей, грубо говоря, «по попам», и доложили обо всем губернатору области. После этого был собран совет из представителей ведомств, которые за это отвечают. Со всеми этими людьми мы дружим уже много лет. А с мы подписали после этого договор о сотрудничестве. Ради этого нам пришлось официально регистрировать фонд.
- Что означает для вас сотрудничество с Минздравом? Лояльность? Вы теперь о нем ничего плохого не говорите?
Почему? Во-первых, договор не обязывает нам к молчанию. Во-вторых, мы, в принципе, никогда никому не обещали молчать. Мы говорим только о том, что мы готовы решать эти проблемы вместе. Если мы видим, что проблема как-то не решается, то мы говорим об этом вслух, мы это делали, и будем делать.
- А в каком году появились результаты в виде финансирования и так далее, если вы начали в 2006-м эту кампанию?
В 2007-м году мы зарегистрировали фонд, и как только он был создан, мы сразу подписали договор. На это ушло примерно полгода. В 2007-м году в больницах появились государственные памперсы, и работы у нас стало меньше.
Мы стали собирать деньги на оплату работы нянь. Несмотря на то, что были введены ставки, они были очень малы, и практически не было людей. Мы взяли это на себя. Потом мы пошли в регионы. Параллельно у нас появились программы по семейному устройству, мы начали работать с «опеками». Сначала мы как-то с ними очень сложно находили общий язык, постепенно нашли. Потом, самым последним этапом у нас появилась программа помощи кровным семьям. Тем самым мамам-отказницам.
- Узнали за время этой работы что-то неожиданное о людях?
Поначалу эйфория от ощущения, что на призыв о помощи откликается много людей, которые готовы действовать. Сначала кажется, что каждая проблема - это китайская стена, и ты один на один с этой стеной, но выяснилось, что когда тебе нужна помощь, то сотни людей откликаются. Начинают вдруг говорить, что они готовы быть твоими «руками» и «ногами» - это было удивительно.
Второй серьезный перелом был в понимании того, что кровные семьи, это не чудовища, а люди, которых все бросили и никто ни на каком этапе им не помог. До этого нам казалось, что самая чудовищная проблема - содержание детей в больнице. Учреждения для детей-сирот тоже были шоком.
- А куда ведет ниточка из больницы? В детские дома?
Дальше она ведет в дома ребенка, следующая ступенька - детские дома, точно также она может сразу вести в приемную семью, и очень редко – обратно в кровную. Ниточка всегда вьется в разные стороны. В какой-то момент мы поняли, что ниточка обратно практически не разматывается, обратно к кончику, где она началась - не приходит. То есть, практически никогда не происходит возвращения детей в кровные семьи.
Бедная Нина
Кровных мам мы увидели не сразу, а главное – сначала для нас это было такое неоформленное множество очевидно «плохих» мам, такой образ коллективной алкоголички. И очень долго мы понятия не имели, что стоит за историями детей до больницы.
Наша работа с семьями началась случайно. Поначалу мы думали об устройстве отказников в приемные семьи как о единственном для них выходе. Кровных родителей мы воспринимали достаточно негативно - ведь они либо от этих детей отказались от них, либо плохо с ними обращались, поэтому дети и оказались в больнице. И вот на нашем горизонте появилась Нина. Молодая женщина часами простаивала под окнами, в больницу ее не пускали. Ребенку было около полугода, у него был жуткий рахит и недостаток веса, судя по рассказам персонала, забрали его из какого-то притона.
Понятно, что мать, которая довела до этого своего ребенка, никакого сочувствия у нас не вызывала. Нина узнала, что в больницу ходят волонтеры, и стала просить, чтобы мы с ней поговорили. Я была к этой встрече совершенно не готова, но, тем не менее, согласилась. Попыталась даже как-то подготовиться, успела прочитать законодательство, чтобы понять, что ей советовать, но, главное, я приготовила большую обличительную речь.
Нина оказалась чуть старше меня, симпатичная женщина лет 30, очень бедно одетая. Куртка советская, с заплатками, никаких признаков алкоголизма, по крайней мере внешних.
Нина выросла в провинциальном волжском городе и была поздним ребенком, когда она родилась, ее старшие сестры были уже взрослые и вышли замуж. Мама растила Нину одна. Диагноз слабая степень умственной отсталости девочке поставили в детстве. С первого класса Нина не потянула учебу и мама забрала ее на домашнее обучение. Так она училась до 12-ти лет, пока мама не умерла. Сначала девочку взяла к себе одна сестра, потом другая, но, видимо, ни там, ни там она пришлась не ко двору.
И вот в 16 лет Нина оказалась одна в маминой квартире, доставшейся ей по наследству.
Она работала уборщицей, как-то жила. Но однажды встретила женщину, которая сказала, что можно продать квартиру и купить другую, в Москве. Нина согласилась, она знала, что у нее где-то в Москве есть тетя.
Нина написала доверенность на продажу квартиры, ее знакомая квартиру продала и получила деньги. Решили вместе ехать в Москву на поезде, но благодетельница сказала Нине, что в один вагон билетов не было. Они договорились встретиться у какого-то памятника на вокзале. Нина простояла там до вечера, но никто так и не пришел.
Так Нина оказалась одна в чужом городе, без прописки. Мыкалась она по Москве достаточно долго. Нина не производила впечатление дурочки, скорее она казалась очень наивной. Меня очень поразило, что Нина как Иешуа в «Мастере и Маргарите», называла всех «добрые люди». Говорила про всех: «Они были ко мне так добры, они взяли меня», - все у нее хорошие были. И женщина, которая продала ее квартиру - тоже у нее «хорошая». Нина до сих пор не понимает, что ее обманули.
Она устроилась работать посудомойкой в кафе, там же и ночевала. Потом познакомилась с парнем. У него не было образования, в тридцать лет он жил с родителями. Нина стала жить у него, но потом, когда она забеременела, его мама выставила молодых на улицу. Видимо, мама была совсем не рада такому развитию событий. И вот они остались вдвоем, люди с очевидными ментальными проблемами. Видно было, что Нина может как-то устроиться. Она работала, по ее словам пока мама не умерла - даже училась до того момента. На бытовом уровне решать задачи она, безусловно, могла. Но в сложной социальной ситуации найти решение - у нее не получалось.
Они с этим парнем скитались. Их брали к себе жить, то одни, то другие люди. Беременной Нине было нечего есть. Она говорила, что три зимних месяца они питалась мороженой картошкой и морковью, которую нашли в каком-то погребе. Это была единственная их еда на протяжении долгого времени. То, что ребенок родился проблемным при таком раскладе, неудивительно.
Последние пару месяцев жили у каких-то знакомых алкоголиков. Однако врач из поликлиники, знавший в каких условиях живет семья с ребенком, сообщил в опеку и ребенка забрали. Нина тут же побежала в опеку. Там ей сказали и что сначала она должна решить вопрос с пропиской и местом жительства, а без прописки ей не дадут с ребенком увидеться. Естественно, что для нее и для молодого человека эта задача была совершенно не решаемая.
У меня было заготовлено два варианта речи. Первый - обвинительный, пока я слушала Нину, он полностью развалился, а второй вариант - план, который нужно выполнить, чтобы вернуть ребенка. Но он развалился тоже, потому что я видела перед собой человека, который не сможет выполнить ни один из пунктов. При этом я понимала, что Нина - хорошая мама.
Она не курит, не пьет, по ней это видно. Она любит дочку и если бы нашлись люди, которые смогли бы ей помочь хотя бы с документами, то Нина и ее парень были бы хорошими родителями. Я сидела рядом с Ниной и понимала, что я не имею возможности бросить все, поехать с ней на родину, чтобы восстанавливать документы и искать жилье.
Я говорила Нине о том, что ей нужно сделать, понимая, что для нее эта информация бессмысленна, и реализовать мой план сама она не сможет. Так она ходила под окнами больницы до тех пор, пока ее малыша не увезли в Дом ребенка.
После случая с Ниной я впервые увидела, что у нас нет ресурсов для помощи кровным семьям, и что когда придет следующая такая женщина, мы опять ничего не сможем сделать. Нужно было подготовиться к встрече с другими. И мы начали работать.
Где вы их берете?
Работать с кровными семьями мы начали в 2008 году. Еще плохо понимая, как и что надо делать. Наши первые подопечные были мамами детей, которых мы видели в больницах. Мы, как могли, разгребали проблемы, попутно пытаясь понять, с чем же, собственно, столкнулись. Мы влезали «по уши» в конкретную ситуацию, а уже потом, попутно начинали искать профессионалов, ходить на какие-то встречи. Тогда еще не было никаких обучающих семинаров, мы просто ходили по организациям и просили, чтобы нам помогли и научили.
Честно скажу, мы делали много лишнего и непрофессионального. И в итоге через несколько лет у нас оформился и свой подход, и свое понимание, как и в каких ситуациях помогать.
Сейчас мы работаем с матерями, у которых по какой-то причине отбирают ребенка, или они сами думают об отказе. Большинство семей направляют к нам государственные органы - комиссии по делам несовершеннолетних, органы соцзащиты, опека. У нас принято представителей опеки изображать злодеями, которые чувствуют моральное удовлетворение, когда отбирают детей. Вполне верю, что на такой должности кто-то действительно может начать испытывать и такие чувства. Но чаще всего ситуация совершенно другая.
Дело в том, что на данном этапе у органов опеки нет никаких инструментов для помощи семье, они, может и рады бы помочь, но это не заложено ни в их функциях, ни в бюджете, ни в законе. Единственная реальная возможность, которая есть у органов опеки - отобрать или не отобрать ребенка. И если они видят, что семье можно помочь, бывает, что они обращаются к нам. Значительная часть семей пришла к нам именно через опеку.
Второй источник - больницы и , с которыми мы сотрудничаем. Бывает, что в больницу, где находится ребенок, приходят родители, как это было в случае с Ниной. Бывает, что женщина в роддоме хочет отказаться от ребенка, но согласна побеседовать с психологом. В этом случае кто-то из персонала может нам позвонить. В рамках нашего проекта «профилактика отказов» мы сотрудничаем с роддомами и у нас действуют выездные бригады психологов.
Иногда проблемные семьи находят нас с помощью интернета сами, или через знакомых и наших бывших подопечных, по цепочке.
Одна с ребенком
За годы нашей работы была пара историй про одиноких пап, были несколько полных семей, все остальные, 99% наших подопечных - одинокие мамы. История наших подопечных - история одиночества людей в современном мире. Раньше никогда не было такого, чтобы мама с ребенком осталась совсем одна.
Как правило, семья попадает в поле нашего зрения, когда дети еще маленькие, и мама скована по рукам и ногам необходимостью заботиться о малыше. Иногда это многодетная мама с детьми разного возраста, все они требуют внимания и одному взрослому справиться с ними очень трудно, для этого надо как-то выстроить свою жизнь. Речь идет о тех мамах, у которых рядом нет ни родственников, способных помочь, ни ресурсных друзей. Люди, у которых никого нет - это основной фактор неблагополучия. Отсутствие лишних рук, дополнительного ресурса становится критическим фактором.
Большая часть наших мам - приезжие. Где-то у них есть семья, которая рано или поздно им поможет. Любая семья всегда гораздо лучше, чем одиночество в чужом городе с ребенком на руках. Приезжий оказывается в довольно агрессивной среде, где у него нет ни инструментов выживания, ни ресурсов, ни возможности на кого-то положиться.
Обычная для нас история выглядит так: женщина, приехала на заработки, забеременела. Чаще всего на родине ее ждет мама с другим, старшим ребенком. Именно для того чтобы заработать им на жизнь, наша героиня и приехала в столицу. Теперь она работать она не может, а признаться маме в том, что ждет второго ребенка - боится.
Мы пытаемся помочь ей наладить отношения с матерью. Если родные отказываются принимать ее с ребенком, находим ей какую-то поддержку и жилье на родине. Связываемся с местными государственными органами и общественными организациями, а пока идут переговоры, находим этой маме с ребенком временное пристанище в Москве.
Потом отправляем ее на родину и контролируем, как она там. Также мы готовы какое-то время, пока она не сможет устроить ребенка в садик и выйти на работу поддерживать ее отсюда материально.
Встреча на высшем уровне
Когда мы отправляем маму с ребенком домой, мы всегда стараемся найти общественные организации, которые помогут ей на родине. Несмотря на то, что нас не государственная организация, самого факта звонка из Москвы обычно бывает достаточно.
И те самые органы государственной защиты, которые и пальцем не шевельнут для своих подопечных, очень часто именно ради «нашей» женщины, что «впрягаются по полной», такой синдром гостя из Москвы, VIP клиента. Однажды мы отправляли одну маму с очень тяжелой судьбой и проблемным поведением. У нее не было документов, и для того, чтобы ее отправить, мы вели бесконечные переговоры с разными инстанциями, в том числе и с мэром города. И вот, когда она, наконец, приехала, этот мэр на вокзале встречал ее лично.
Это - наш случай
Когда мы начинали, мы готовы были помогать всем, кто к нам обратится. На мы быстро поняли что, во-первых, наших ресурсов на это не хватит, а во-вторых, мы занимаемся тем, что повышаем материальный уровень семьи, хотя кроме бедности особых проблем у этой семьей нет, и детям там хорошо. Стыдиться нищеты дети начинают позже, в подростковом возрасте.
Теперь мы помогаем только в ситуации, когда неблагополучие достигло некой черты, когда речь уже идет об отказе или о том, что детей могут отобрать. В нашем обществе есть два мифа о таких родителях. Согласно первому, оставляют детей только конченые наркоманы и алкоголички. Согласно второму мифу, детей забирают из хорошей, но очень бедной семьи, ни за что. На самом деле все истории происходят где-то посередине двух этих берегов.
В прессе очень любят писать о том, как детей забрали из бедной, но хорошей семьи, у которой не было никаких проблем, кроме не очень набитого едой холодильника. Своими глазами я таких случаев не видела. Зато многие газетные истории я знаю совершенно с другой стороны, и, поверьте, там все не так просто. Это всегда комплекс проблем. И, конечно, отбирать детей - плохое решение этих проблем. Но для того, чтобы этого не происходило, надо перестраивать работу органов опеки и попечительства, перестраивать систему помощи семьям.
Конечно, люди, которые попадают в тяжелые ситуации, очень часто выглядят с нашей точки зрения маргинально. Но очень часто эта маргинальность - не их вина, а их беда. Помощь в таких случаях обычно бывает комплексной.
Типичный случай - выпускница интерната. Выйдя в большую жизнь, они, как правило, сразу заводят детей. Большинство девочек, выросших в неблагополучии, пытаются, став взрослыми, «отыграть» эту ситуацию заново и стать хорошей мамой для своих детей. Но увы, ни внешних ресурсов, ни, в первую очередь, внутренних у них для этого нет.
Первая наша задача - заставить государство выполнить свои обязательства по отношению к ним. А вторая - помочь этой женщине стать лучшей мамой для своего ребенка, чем ее мама была для нее. Как правило, она имеет слабое представление о том, как нужно заботиться о детях, зачастую она не знает каких-то элементарных вещей, впадает в панику при мельчайших трудностях.
Главное, для нас - создать семье поддерживающую среду на какой-то период, обычно до тех пор, пока младший ребенок не подрастет. Среднее время работы с одной семьей - от нескольких месяцев до года. Иногда мамы сами говорят: спасибо, помощь больше не нужна, хотим жить как нормальные люди. Бывает, что к нам обращаются снова, мы готовы поддержать, но это, чаще всего, какие-то материальные вещи.
Тяжелое наследство
Нашу работу представляют так: у семьи не было холодильника, мы его купили, и все наладилось. Или кто-то потерял паспорт, мы помогли его восстановить, и все стало прекрасно.
Конечно, бывают ситуации, что женщина родила ребенка, и все на нее навалилось, и нужно ей немного помочь, пока ребенок не подрастет, а дальше все пойдет само. Но с большинством наших подопечных происходит по-другому. Потому что когда человек обладает какими-то минимальными ресурсами и умеет выстраивать свою жизнь сам, он обычно не доходит до точки отобрания или отказа от детей.
Нужно понимать, что когда женщина в роддоме собирается отказаться от ребенка - это уже ситуация крайняя, не каждая до нее дойдет. То же самое и когда какие-то службы собираются забрать ребенка: это, как правило, тоже уже ситуация крайняя.
У наших подопечных речь идет о комплексном неблагополучии. Это практически всегда неблагополучие не в первом поколении. Большинство этих людей - дети родителей, страдавших алкоголизмом и наркоманией. Бывшие выпускники детских домов. Можно сказать, что у них не заложены основы правильного выстраивания своей жизни, не было опыта нормального детства, и им бывает сложно что-то передать своим детям.
У этих людей искажена картина мира, нарушена система мотивации. Как это происходит? Например, так: ребенок приходит домой с пятеркой, но папа трезвый и злой, ему - все равно, а назавтра ребенок приносит двойку, но папа пьяный и счастливый дает ему денег на мороженое. У ребенка не формируется никакого представления о том, как его действия связаны с последствиями. Условно говоря, он считает, что важны не его поступки, а то, в каком настроении сейчас папа, и проецирует эту систему на весь окружающий мир.
Это чисто социальные вещи, которые формируются, прежде всего, в процессе взаимодействия внутри семьи. Поэтому, вырастая, эти люди с нашей точки зрения часто ведут себя очень непоследовательно. Например, такие люди могут несколько раз подряд становиться жертвами мошенников, не извлекая никакого опыта.
На самом деле это происходит потому, что у них совершенно другое мышление. Зато они обычно являются хорошими манипуляторами, потому что умеют считывать эмоциональное состояние собеседника. В каких-то случаях эта стратегия срабатывает, но в большинстве, все-таки - нет. И человек не понимает, почему у него в жизни все не ладится.
Большинство семей свою ситуацию со стороны просто не видит. Они замечают, что люди к ним как-то неправильно относятся, но у них создается ощущение, что просто все вокруг злобные и зачем-то им вредят, из-за этого у них все так плохо. Иногда приходится уже взрослых людей учить видеть такие вещи, планировать ситуацию. Выстраивание нарушенных коммуникаций - это работа психолога.
У этих людей нет ресурсного окружения, способного пойти вместе с ними этот путь, и такими людьми становимся мы. Родители, даже если они еще живы, им скорее обуза, чем поддержка. Мы стараемся сделать все, чтобы дать возможность исправить ситуацию и не попасть в плачевное положение снова.
Конечно, такие не все семьи, все - совершенно разные. И каждая ситуация неблагополучия - индивидуальная. Главное, чтобы рядом оказался кто-то, кто поможет и пройдет этот путь вместе с семьей.
Мы не стремимся «залезть человеку в голову», понимая, что его неблагополучие отчасти обусловлено структурой его личности. Наша задача - помочь ему научиться справляться с социальными проблемами, решать их лучшим способом, чем он сейчас умеет - научить его общаться с органами соцзащиты, отстаивать свои права, воспитывать детей, не применяя насилия.
Мы даем человеку инструменты, чтобы он мог выстраивать свою жизнь. Изменить личность мы не можем, поэтому уровень его благополучия вряд ли будет очень высоким, скорее всего, он будет немножко ниже среднего. Человек, который родился в нищете и не видел других примеров, обычно не становится миллионером, особенно если он не получил нормального образования. Но, тем не менее, он сможет с нашей помощью немножко лучше устроить жизнь своего ребенка.
Подготовила Алиса Орлова
Каждый год в роддомах Екатеринбурга родители отказываются от детей. Причины разные: тяжелые пороки, ВИЧ, трудности с деньгами. Порой матери подписывают отказ, а порой бегут из роддома, и начинается длительная процедура поиска и восстановления документов. Все это время младенцы проводят в детских больницах - восьмой, одиннадцатой и пятнадцатой. Все это время им нужны уход, забота и обычная ласка - без них у детей развивается «синдром белого потолка», они отстают в развитии, поздно начинают разговаривать.
Фотографии
Сергей Потеряев
Чтобы ухаживать за детьми, больницам нужны няни. Своих волонтеров на эту службу отправляют разные благотворительные организации: например, «Аистенок» находит волонтеров и платит им зарплату, 15 тысяч в месяц. В минувшее воскресенье, 26 февраля, в Екатеринбурге прошел благотворительный фестиваль и гараж-сейл «Благомаркет» , где на оплату работы социальных нянь собрали 585 тысяч 211 рублей. The Village поговорил с женщинами, которые выполняют эту работу, о том, как они нашли свое призвание и как относятся к детям.
Юлия Ефремова
Няня в детской больнице № 11
После школы в начале двухтысячных я поступила в медицинский колледж. Ситуация в больницах была тяжелая - ни лекарств, ни ухода за больными. Я пришла на практику, и у меня волосы встали дыбом. Работать в медицине так и не смогла - поняла, что не выдержу эмоциональной нагрузки.
Я окончила экономический институт, работала менеджером по продажам в сфере фитнеса и за десять лет выросла до руководителя небольшого фитнес-центра. Параллельно, лет пять или шесть назад, приняла ислам, вышла замуж и уехала с мужем-госслужащим за двести километров от Екатеринбурга, в область. Там занималась домом. Спустя три года мы вернулись в город, но работать в сфере фитнеса я уже не могла. Наша вера подразумевает определенный круг общения, определенную гармонию. С одной стороны, исламская женщина на работе должна приносить максимальную пользу обществу, с другой - эта работа должна быть дозволенной, исключать лишние контакты, особенно с мужчинами.
Устроиться волонтером помогла двоюродная сестра, которая давно работает в «Аистенке». Однажды летом она сказала, что в одиннадцатую детскую больницу требуется няня. Рассказала, что это непростая работа, что дети бывают сложные и больные и как иногда психологически тяжело. Но я живу рядом, люблю детей и хочу завести своих, и муж был не против такой работы. Так уже два с половиной года я работаю волонтером в больнице.
О подопечных
Когда я впервые пришла в больницу в июне 2014-го, настроилась на работу, на здоровый медицинский цинизм: я не буду их жалеть, иду помогать чем могу. На деле оказалось, что детям не хватает элементарной заботы, что нужно их переодеть, искупать, покормить, поиграть. Медсестер две, детей - десять, они едят каждые три-четыре часа. Ты приходишь, и каждому ребенку достается чуть больше внимания.
Часто я одновременно ухаживаю за 16-17 детьми младше трех лет. Условно их можно разделить на три группы: первые живут в детских домах, а когда тяжело заболевают, детдом не может справиться своими силами и отправляет малышей в больницу. Вторых приводят социальные службы - это дети, которых нашли на улице или изъяли из семьи. Изредка сами матери отдают детей на время. По закону, семья в сложной жизненной ситуации может передать ребенка в детдом или больницу на срок до полугода. Социальных сирот - больше половины.
Третья группа - это младенцы. Новорожденные отказники проводят в роддоме около месяца, затем попадают к нам. Если ребенок здоровый, его моментально усыновляют, минуя детский дом. Часто это вопрос нескольких дней, недель: за месяц после рождения потенциальные родители успевают собрать документы и пройти школу приемных родителей. Малыши с отклонениями попадают в детские дома, с тяжелыми заболеваниями - остаются в больницах.
Аня
Аня провела у нас почти год. Она родилась недоношенной и с такими пороками, что мы не могли передать ее в детский дом. Профессор приходил к Ане с комиссией и говорил, что такие не живут - это чудо. В горле у ней была трубочка, трахеостома, она непрерывно была на кислороде и капельницах. Питалась через зонд, не держала голову, не говорила и практически не росла. Даже плакать не могла, потому что нет голоса, но могла улыбаться. У таких детей нередко поражен мозг и они лежат без сознания, но Аня отлично соображала.
Она видела и слышала, когда я заходила в палату, помнила меня, знала, в какое время будет есть и принимать лекарства. Я разговаривала с ней и иногда брала на руки, когда было поменьше трубочек. С Аней у нас день рождения в один день, 7 июля. В сентябре она умерла.
Лера
Лере два года и девять месяцев, ее забрали у мамы уже во второй раз и, скорее всего, отдадут в детдом. Это может затянуться на несколько месяцев: дети, изъятые из семьи, лежат в больнице до полугода. Сначала мать не хочет отдавать, но ее все же лишают прав после серии экспертиз. Затем выясняется, что у ребенка есть папа, и начинают искать папу. За это время дети становятся нам словно родными.
Лера попала в больницу вместе с девятимесячным братом, и мы вместе о нем заботимся. Физически дети здоровы - я их кормлю завтраками и обедами, которые привозят в палату в контейнерах, включаю детские песенки и сказки, беру на колени. Лера очень умная, любит рисовать, лепить, читать. А еще разговаривает. Недавно меня не было в больнице четыре дня, я зашла в палату к Лере и слышу: «Я тебя потеряла». У меня был шок, прямо до мурашек.
К таким детям прикипаешь. Некоторых я сама отвожу в детский дом как сопровождающая, случается всякое: вцепляются, ревут. Помню практически всех детей, с которыми работала за эти два с половиной года.
Ромка
В больницах волонтеры подписывают бумагу о неразглашении. С государственными детьми все строго: с ними нельзя фотографироваться, нельзя называть фамилий. Но иногда удается встретить бывших подопечных.
Когда я устроилась няней, Роме было около года. Он ходил, но был очень худеньким, в горле трахеостома. Белокурый, голубоглазый, активный и улыбчивый ребенок: бегал по кроватке, научился есть через трубочку.
Однажды я отводила двух маленьких сестер в детский дом и увидела на стене фотографию Ромки. Выяснилось, что его усыновили и увезли в Германию, сняли трахеостому, восстановили дыхание и связки, глотательную функцию. Такая операция сложная и стоит около полутора миллионов, но у семьи Ромы все получилось. Я плакала.
О родителях
Детей, которых изъяли из семьи по ошибке, всегда видно. Они не тянутся за лаской, скучают и плачут, особенно в праздники. Ребенку полгода, а он скандалит, может не есть сутками, пока его не заберут. Мы для него чужие. Обычно таких детей быстро забирают обратно: родители собирают все справки, исправляют ошибки.
Малыши из действительно неблагополучных семей невероятно реагируют на тепло. Едва повернешься к ним и улыбнешься - вцепляются и не отпускают, благодарят глазами. Такие дети поступают затюканными, с неврологическими проблемами, а в больнице расцветают. Получается, социальные службы приняли верное решение.
Бывает, что мы встречаем их родителей. Некоторые мамочки чувствуют свою вину и благодарны нам, а у некоторых включается защитная реакция, агрессия: «Почему ребенок похудел? Почему сопли?». Пока их лишают прав приходят, плачут, а потом пропадают. Чаще всего от детей отказываются русские, реже в больницу попадают дети от смешанных браков. А вот усыновлять приходят все: русские, киргизы, цыгане.
О судьбе каждого ребенка в больнице можно снимать кино. Одна женщина вступила в старообрядческую общину, вышла замуж, родила девятерых детей. Позже сбежала из леса с одним из детей и поехала на поезде искать бога. В Екатеринбурге ее прямо из вагона отправили в психоневрологический интернат, а ребенка к нам. По закону, дети без медицинского полиса, но с родителями лежат в палате бесплатно три дня. Дальше их пребывание в стационаре оплачивает больница, персонал. Конечно, когда за ребенком приехал отец-старообрядец, никаких полисов у него не оказалось. Он забрал жену и ребенка и уехал обратно в Сибирь.
Фатима Алиева
Няня в детской больнице № 8
Я приехала из Дагестана два года назад. Окончила там исторический факультет вуза, но поработать не успела - пришлось переехать с мужем в Екатеринбург. Год я адаптировалась, а потом на странице благотворительного фонда «Баракят», где общаются мусульманские девушки, встретила объявление Юли. В «Аистенке» искали волонтеров в восьмую больницу. Она на Вторчермете, всем было далеко, а я оказалась готова ездить.
Я отправилась в больницу и осталась там, влюбилась в детей. Муж был не против, родители тем более. Говорят: «Хорошо тебе, сюсюкаешься с детьми, а еще и деньги платят». Работаю, как и другие волонтеры, 25 часов в неделю. Обычно прихожу на пять часов каждый день, кроме субботы и воскресенья.
В восьмой больнице дети не такие тяжелые, как в одиннадцатой. Туда поступают малыши из родильных домов, бывают месячные. Больных с утками у нас нет: можно играть, брать на руки, гладить. Приходят дети из семей и детских домов, от двух до пяти лет. Но я в основном работаю с детьми младше года. Такие дети проводят в больнице немного времени, максимум три месяца. Иногда за ними могут прийти уже на следующий день.
Утром я прихожу в больницу, умываю, подмываю, переодеваю. Делаю специальную зарядку. Каждому подбираю одежду, стараюсь, чтобы все было красиво и сочеталось по цветам. Совсем маленьких детей достаточно погладить, и они сразу засыпают. Те, что постарше, хотят играть и общаться. При мне спят только месячные дети, остальные хотят получить максимум за те пять часов, что рядом. Они привыкли находиться одни и засыпают, стоит мне только выйти.
Случаются победы. Алисе был почти годик, а она боялась ходить. Мы поставили ее на ходунки, и скоро она научилась бегать. Алису привели уже во второй раз: сначала из больницы забрал дедушка, а потом понял, что не справляется. С тех пор она выросла, радуется моему приходу, кричит командирским голосом. Когда играем слишком долго, требует включить ей «Машу и медведя».
У Арсения синдром Дауна, но он очень веселый и совсем немного отстает в развитии. В год и девять месяцев стоит в кроватке, ступает шаг за шагом. Я научила его говорить «дай пять». Иногда поступают дети без имени, и я зову их по-своему. Одну девочку назвала Машей, но опека потом дала ей другое имя.
Я получаю от этой работы невероятную отдачу. Когда вкладываешь в детей эмоции - они расцветают. Тем, у кого никогда не было благополучной семьи, ужасно не хватает любви и объятий. Этим я и занимаюсь - обнимаю их.
Юлия Петрова
Няня в больнице № 15
Раньше я работала воспитателем в детском саду, но столкнулась с профессиональной усталостью. Во время долгого отпуска пять лет назад подруга предложила мне работу в «Аистенке». Взрослые приходили к кризисному психологу, а я в это время занималась их детьми. Когда одиннадцатой больнице потребовались волонтеры, я отправилась туда, а сейчас ухаживаю за детьми в пятнадцатой.
Чтобы стать няней в больнице, нужно сдать анализы, пройти психиатрическую экспертизу. Необходимо оформить санитарную книжку, регулярно делать флюорографию, кожно-венерологические исследования. Это непростая задача, потому потенциальные волонтеры часто так и не доводят дело до конца, отказываются.
Пятнадцатая больница - инфекционная. Сюда попадают дети с туберкулезом, гепатитом, ВИЧ, венерическими заболеваниями. Это значит, что я всегда в халате, головном уборе и перчатках.
К нам направляют детей, найденных на улице, отказников из родильных домов. Бывает, слышишь по радио: «найден ребенок». И понимаешь, что сегодня будет новый подопечный. Или отец приводит: «мама где-то гуляет, а мне надо на работу». Особенно много детей после рейдов органов опеки. Прошел рейд - и в больницу поступает по двое-трое ребят из одной семьи.
Найденышам я даю имена. Привозят ребенка, а в карте написано: «девочка, 3 килограмма 750 граммов». Это неправильно. Мне нравится имена Иван и Соня, так и зову детей. Однажды ухаживала за мальчиком, подвижным, пытливым, любознательным, звала Ромкой. Потом в нашей школе приемных родителей встретила его будущую маму, и она сказала, что не будет давать ему другого имени. Ромка и Ромка, в точку.
Я работаю всю неделю с двух до семи, иногда по выходным, по ночам. Здесь нужно ингаляцию сделать, здесь с капельницей посидеть. Капельницу малышам ставят в голову. Лежит двухлетний ребенок, бледный, не ест, меняем памперсы каждые полчаса. И вдруг: «Музыку, музыку!» И мы ставим музыку. Еще у меня целая сумка игрушек, фломастеров, карандашей, мыльных пузырей. С девочками постарше пеленаем куклу.
Без няни медсестрам тяжело. Они любят детей, но в больнице лежат не только отказники, но и мамы с детьми. Каждому нужно дать лекарства, поставить капельницу, закрепить катетер, который дети постоянно вырывают, покормить и переодеть тех, кто без мамы. Сил едва хватает на элементарные функции.
Я прихожу и купаю детей вечерами, успокаиваю и кормлю перед сном. И вижу, как боязливые становятся ласковыми, как догоняют сверстников в развитии. Вот ребенок сам сел, перевернулся, пошел. Но есть и сложности. Однажды поступила девочка двух лет, пережившая насилие. Она просто лежала в кроватке и смотрела в потолок, ни на кого не реагировала. Я посоветовалась с психологами и в итоге нашла к ней подход: мы рисовали вместе.
Поначалу расставаться с детьми было сложно. А сейчас я настроила себя, что это просто такая работа. И если собрать все мои отчеты, получится, что за последний год я ухаживала за 60 детьми.
В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. От детей стали меньше отказываться, это факт: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м - 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».
Лариса Рожкова
Замначальника управления здравоохранения Екатеринбурга
«Первый год - самый важный в жизни ребенка. Он рождается и за один год из горизонтального положения переходит в вертикальное, от безэмоционального состояния - к речи, от простого сосания - к нормальной пище. И если ребенок рождается весом в среднем три килограмма, то к концу года он утраивает свою массу.
Когда такой ребенок попадает в больницу, главная задача медсестры и врача - поддерживать его здоровье. Больницы не предназначены для длительного проживания детей. Конечно, чтобы когнитивные функции ребенка развивались, ему нужна няня, а не врач, и здесь на помощь приходят волонтеры и благотворительные организации. „Аистенок“, в частности, проделывает огромную работу. Меня потрясает, что волонтерами становятся и бездетные, совсем молодые девушки, и пожилые обеспеченные женщины.
В среднем здоровый ребенок проводит в больнице девять-десять дней. По сравнению со 100-120 днями десять лет назад это прорыв. От детей стали меньше отказываться, это факт: если в 2009 году в Екатеринбурге было 192 отказника, то в 2016-м - 55. Но и этим детям, и на короткий промежуток времени нужны внимание и забота».
Жуткое слово – отказные дети.
Волонтеры в помощь детям-сиротам больниц.
У этих детей нет серьезных диагнозов, им не требуется сложное и длительное лечение, практически все они совершенно здоровы, но так случилось, эти дети живут в больнице. Как и все дети, они рождаются в мир, в ожидании теплых объятий матери, в ожидании любви, заботы, развития. А попадают в тотальную пустоту и одиночество. Рассказать нам об этом они не могут, просто смотрят на мир и нас грустными глазками.
Выходящее в коридор окно палаты - единственный путь к познанию окружающего мира. А редкими посещениями врачей и медсестер - покормить и переодеть - исчерпывается опыт их контакта с миром людей, миром, который от них отвернулся. С каждым годом все больше отказных детей задерживается в больницах. В силу разных обстоятельств они вынуждены проводить от нескольких месяцев до нескольких лет узниками больничных палат.
Они ничем не провинились, не совершили никаких правонарушений, единственное, что они сделали - родились, ненужные своим матерям. Но матери, бросив своих малышей, живут, ничем не стесненные, обычной жизнью, а их дети попадают в условия строгого заключения.
Дети-отказники и изъятые из неблагополучных семей дети должны пройти обследование в больнице, для многих малышей это "обследование" затягивается на целую маленькую жизнь. В больнице проходят первые, самые важные этапы их жизни. Отсутствие должного финансирования больничных сирот со стороны государства (а как же, это же сего лишь этап на их пути, а не полноценное место жительства) привело к тому, что практически всем, кроме еды, больничным работникам приходится обеспечивать детей самостоятельно.
В большинстве больниц эта проблема решается при помощи добровольцев. Но ведь есть больницы, которым никто не помогает...
У каждой из нас своя история, но начало ее довольно типично. Со своим родным малышастиком мама оказывалась в своей районной больнице бок о бок с теми, у кого никого рядом нет, с теми, чьи слезы некому унять, с теми, кого некому утешить. Возможно, в больнице лежала подруга или знакомая. Но это - точка отсчета. Мы - волонтеры, помогающие отказникам в больницах Москвы и Подмосковья. Сначала каждая из нас курировала одну "свою" больницу, потом мы поняли, нужно искать друг друга и объединяться.
Наша задача, не только помогать детям в больницах, обеспечивая их первейшие нужды. Этого мало. Решая частные проблемы отдельных больничных сирот, мы видим, что проблема, с которой мы столкнулись, носит системный характер. Зачастую сама возможность нашей помощи зависит от благосклонности или не благосклонности заведующих отделениями, а гарантия того, что привезенные нами вещи попадут к детям - от честности медперсонала.
Наша задача понять, откуда растут "ноги" у проблемы отказных детей в больницах. Систематизировать факты и найти пути решения. Какие-то шаги в этом направлении уже сделаны, какие-то делаются. Именно для того, чтобы шаги эти не были камнями, брошенными в море, мы и решили объединить наши усилия.
Дорогие мамы, обращаюсь к вам!
Мы регулярно собираем помощь для наших больниц, и будем рады: памперсам любого размера, кремам и присыпкам под памперсы детскому мылу, шампуню, развивающим игрушкам (можно б/у), но только не мягким! Нормы санитарные нормы нарушать нельзя, можно моющиеся игрушки.
Нам так же нужна одежда для малышей (до 3 лет) ходунки, манежи, коляски.
Главная наша задача сделать так, чтобы дети эти были не одни. С детьми редко в какой больнице гуляют, и поэтому это лето многие больничные отказнички провели не выходя из своих палат....
Посещения больниц посторонними запрещено, даже мы, принося помощь, не имеем права заходить к этим детям или выгуливать их, поэтому единственный выход - штатный персонал для детей. Мы хотим предложить администрациям обеих больниц взять в штат отдельный персонал для этих детей. Нам нужны спонсоры, которые готовы были бы ежемесячно выплачивать зарплату няне для брошенных детей. Если вы работает в компании, которая занимается благотворительность или знаете такие, мы очень ждем ваших откликов.
Нам нужна и любая другая помощь - если у вас есть машина, подвезти. Если есть свободное пространство в доме или на работе - стать нашим "складом" во время акций по сбору помощи. Нам нужна помощь юристов, психологов, журналистов. Помощь нужна тем, кто брошен и забыт - детям-отказникам. Жуткое слово - отказные дети.
Давайте творить милость вместе.
координатор группы волонтеров:
Альшанская Елена 8 926 210 43 82
Маленькая подмосковная больница, палата на 6 мест. За окном бушует весна. Но здешние дети солнце видят только через оконное стекло.
С ними некому гулять. Их некому любить. Порой нет даже человека, который просто взял бы их на руки, покачал, поагукал… Взрослые появляются перед ними всего на несколько минут: покормить, сменить одежду, дать лекарство…
Эти дети - отказники. Те, кому не нашлось места ни в родной семье, ни в сиротском заведении. Дважды проклятые. Мест в домах ребенка не хватает, и своей очереди приходится ждать порой по нескольку лет. Ждать можно только здесь - в обычной детской больнице. Где нянечек не хватает даже для “законных” больных…
Мы почти ничего не знаем о них. Лишь изредка всплывает информация о безобразиях, творящихся с этими детьми: где-то им заклеили рты - чтобы не плакали, где-то привязали к батарее - чтоб не падали. Вот, собственно, и все.
Проблема отказных детей, живущих в больнице, долгое время вообще замалчивалась, - говорит председатель комиссии Общественной палаты по вопросам социального развития Александра Очирова. - Мне о ней стало впервые известно случайно, от мамочек, которые лежали со своими детьми в больнице и увидели этих обездоленных крох…
По закону, когда ребенок получает статус “отказного” в роддоме или изымается из неблагополучной семьи, он попадает в стационар детской больницы, чтобы пройти там обследование, и затем должен быть направлен в сиротское заведение. Но зачастую отказные дети годами находятся в больнице - не по медицинским показаниям, а потому, что дома ребенка переполнены.
В больницах не предусмотрено дополнительных штатных единиц (врачей, воспитателей, нянечек) для отказников - и персонал при всем желании не может уделять им внимание, гулять с ними, - продолжает Очирова. - Поэтому многие дети за все время своего пребывания в больнице ни разу не были на улице, некоторые даже не выходят из палат.
С каждым днем у малышей-отказников уменьшается шанс стать нормальными людьми. С каждым днем они, лишенные общения, все больше отстают от своих сверстников в физическом и психическом развитии. Зачастую дети попадают в больницу здоровыми, а выходят с больничным синдромом не разговаривают, не улыбаются, не умеют играть.
Дети все время лежат в кровати, так обслуживающему персоналу легче с ними работать, - рассказывают волонтеры - добровольцы, которые помогают больничным малышам. - Иногда над теми, кто пытается вставать, натягивают специальную сетку - чтоб лежал…
Совершенно недопустимо, чтобы самое важное время своего развития, когда закладываются основы человеческой личности, будущей судьбы, дети проводили в больницах фактически в одиночестве, - объясняет детский психолог Елена Логинова. - Ведь сразу после появления на свет младенец должен развить кору головного мозга, передать ей функции хватания, ползания, хождения и т.д. Сделать это можно только с помощью взрослых. Работа эта настолько мощная, что за два года жизни вес мозга младенца удваивается. Потом это время наверстать очень сложно, а иногда и невозможно.
В палате отказников одной из подмосковных больниц (не буду называть ее, дабы не навлечь на врачей начальственный гнев) я появилась в обществе волонтеров. Эти люди оказывают всяческую помощь - привозят одежду, памперсы, игрушки. Но главное - не позволяют отказникам превратиться в “растения”. Играют с ними, гуляют, разговаривают…
Движению волонтеров уже три года. Большинство добровольцев - мамы, в свое время находившиеся в больницах с собственными детьми.
У всех у нас семьи, но находим время и для больничных малышей, - рассказывает активная участница движения Марина Андреева. - Я, например, сейчас собираюсь бросить работу, благо муж в состоянии обеспечить семью. А то сижу в офисе с бумагами и думаю: “Что я тут делаю? Меня там, в больнице, дети ждут”.
Наше появление в палате отказников вызывает радостную суету. Кто-то из малышей тянет к нам руки, кто-то показывает свои богатства - погремушку, мишку… Самая старшая в палате, 4-летняя Сонечка, обнимает меня так, будто я самый любимый человек в ее жизни. Я с опаской оглядываюсь на прозрачные окна палаты. Мне уже сообщили, что в большинстве больниц волонтерам и иже с ними брать детей на руки, общаться запрещают. Почему? Скорее всего медперсонал не хочет приучать детей к рукам. Но в этой больнице, кажется, можно. Беру девочку на руки - и в миг оказываюсь зацелованной.
Хочу вручить ей принесенную игрушку - лохматого щенка, но Марина останавливает меня. “Отдай лучше Наташе! Сонечка и так счастливица - на нее уже готовят документы усыновители…”
Усыновление, опека, нормальная семья - единственное спасение для таких детей, - констатирует руководитель объединения волонтеров Елена Альшанская. - Кто вырастет из отказника, который в детстве видел только железную решетку своей кроватки да больничные стены? Этим детям не поможет дом ребенка, даже самый лучший. Только семья!
Между тем именно отказникам труднее всего найти семью. “Засекреченных” больничных детей усыновляют редко, о них просто никто не знает. А у чиновников, как водится, есть дела и поважнее.
СПРАВКА “МК”
Официальной статистики по отказникам нет. По данным Департамента молодежной политики, воспитания и социальной защиты Минобразования РФ, количество детей-сирот, находящихся в больницах, приютах и других учреждениях временного пребывания, составляет 11 388. 11 388 ДЕТЕЙ СЕЙЧАС ЛЕЖАТ ПОД СЕТКАМИ НАД КРОВАТКАМИ! ОНИ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛИ СОЛНЦА! ИХ НИКОГДА НЕ ОБНИМАЛИ ПЕРЕД СНОМ!
Например, в Подмосковье около 620 отказников живут в больницах. Только в одной городской детской больнице г. Читы сейчас живут 70 отказных детей. В государственной клинической больнице Краснодара - 35 отказников. В Екатеринбурге - 250, в больницах Новосибирска и области - около 200.
Гглава благотворительного проекта «Нужна помощь.Ру» Митя Алешковский написал о вопиющем случае с отказниками в детской больнице старинного русского города Рыбинск. Про то, что деток тут держат в запертой палате, меняют подгузник один раз в день, и про волонтеров, которых в больницу эту не пускают … Читать это тяжело, но необходимо всем нам.
Новости социального государства, объединенного в едином порыве патриотической гордостью и духовными скрепами.
В городе Рыбинск Ярославской области есть городская детская больница на улице Чкалова 53. У этой больницы есть и главный врач Вячеслав Викторович Подгорный. Три года назад газета Рыбинские Известия в статье «Рецепт признания» характеризовала г-на Подгорного как опережающего время человека дела. Также в статье упоминалось, что больница оборудована по последнему слову техники, а г-н Подгорный вообще сделал своим девизом «Не бояться прогрессивного, нового».
Удивительно, но слова г-на Подгорного, «по непонятной» причине разошлись с делом.
Как известно, в России помимо обычных детей существуют еще дети «второго сорта», дети от которых отказались родители, либо у чьих родителей государство отняло родительские права. Таких детей в стране 670 тысяч, из них более 100 тысяч находятся в детских учреждениях. Перед тем, как попасть в детский дом или дом ребенка, дети в обязательном порядке попадают в больницу, где дети проходят медицинское обследование.
И вот хочу вам показать, как это происходит в «опережающей время» и «по последнему слову» оборудованной детской больнице города Рыбинска.
Я не про тюрьму и не про концентрационный лагерь пишу, я пишу про детскую больницу . В современной России.
А знаете, что самое обидное? в городе есть волонтеры, которые хотели прийти к этим детям и им помочь, раз наше великое государство так занято другими проблемами. Но главный врач отказался их пустить. Сегодня группа активистов пойдет в очередной раз умолять главного врача разрешить пустить в больницу волонтеров. Уж не знаю, соблаговолит ли г-н Подгорный дать свое добро на помощь этим детям, но, говорят, что публикации в сми делают его мягче.
Одна из мамочек, чей ребенок лежал в этой больнице рассказала мне, что раньше администрация больницы этих детей отказников просто раздавала матерям, которые лежат в больнице со своими детьми, и приказывала за ними следить и ухаживать. Представляете, попадаете вы с ребенком в больницу, а вам подсовывают еще одного. Крутая больница, да? А когда мамочки не захотели ухаживать за чужими детьми их просто заперли и про них забыли.
И вот каждый раз, когда такая история происходит, я вспоминаю о законе Димы Яковлева. Вот на это , на круглосуточное сидение в одном памперсе в запертой палате и питанием перемешанной бурдой из первого и второго, вот на это обрекли наших детей все те людоеды, что приняли этот закон.
И, да, не стоит питать иллюзий, так происходит со всеми отказниками по всей стране, а не только в Рыбинске.
-
Татьяна
Да Дарья, поддерживаю вас! Сама мама и не понаслышке это видела в перенатальном центре города Оренбурга в 2004 году. При чем отношение скотское и к отказникам и к малышам, которые вынуждены полежать одни, т.к. не все мамы по причине здоровья могут лежать с ними в одном отделении. Сама свою кормила, пеленала, укладывала и щла в соседнюю палату, где не первый час, ночью, кричал грудной малыш, мокрый до ушей, красный и взмокший.
Оксана
Согласноа на все 100% с вами, особенно того, что касается волонтеров, что санкнижки никто офрмлять не хочет, как правило, что увлечение в добреньких тетей быстро проходит…что появляются более серьезные дела, учеба-работа,свои дети..А перед этим бегают вечно, всем все доказывают…Это волонтеры которые…Согласна, что обязанность все -.таки должна ложится не на волонтеров-а на государство которое сочло,что какой- то там ребенок не может воспитываться родной матерью…
Оксана
Я вообще за то чтобы отменили ж этот идиотский закон Димы Рябова…пусть уж лучше всех наших никому не нужных отказников усыновляли иностранцы…там им по любому будет лучше, потому что нашей стране они вообще не нужны
Евгения
За любую зарплаты ты прежде всего человек! И если младший «обездоленный» мед.персонал попьет чай не 10 раз, а 2 то у него найдется время час провести в палате с детьми.Я всегда думаю о том что ничей ребенок не застрахован.Любой может стать сиротой.Неужели нет жалости ведь в этой системе работают женщина-матери.
Анна
когда я училась в колледже, у нас была практика в детской патологии, мы работали только с отказниками. мед.книжку у нас не требовали, но уход был. подмыли, поменяли, покормили и всё, с ними не сюсюкались, на руки брали только если помыть. даже соску могли дать если долго плакал. они в больнице лежат до месяца а потом в дом малютки. и то их так красиво одевают перед отъездом. все зависит от людей, если они люди, то будут смотреть за детками, хотя бы памперс чаще менять и покормить хорошо.
Ольга
Это что детки в клетках???Это же совершенно бесчеловечно!Невозможно так поступать с детьми!А той кухарке,которая кладет в одну тарелку первое и второе детям-отказникам свои бы дети так подали в старости!Что тебе,тарелки супа жалко,тварь?В ближайшую ко мне больницу я уже позвонила,там,к счастью,детей-отказников нет.Хотела поехать,хоть кусочек доброты и заботы дать этим деткам.Надеюсь каждый сделает тоже самое.Не будьте равнодушными,люди!!!
Наталья
Хочу спросить у автора этой статьи, за каким фигом вы сюда приплели закон Димы Яковлева? Если вы говорите только про отношение в больнице, то ВСЕ дети оставшиеся без попечения родителей первично попадают в больницу для мед. обследования. А только потом либо в специальное учреждение либо в приемные семьи. Закон Димы Яковлева ограничивает усыновление в определенные страны, но дети все равно будут предварительно лежать в больнице, с законом Димы Яковлева или без.
Второе, не нужно говорить чего не знаете наверняка, что такое происходит со всеми и везде. Я сама усыновила ребенка год назад и забирала его из такой же детской больницы, и знаю что за детьми оставшимися без попечения родителей там прекрасный уход и забота. Конечно, столько времени сколько уделяет мама им не уделяется в силу ограниченности количества персонала, но уход, заботу, еду, доброту и ласку они получают!
Уверена, что так происходит в большинстве мед.учреждений. Потому что дети чужими не бывают!
Одно время была волонтером и знаю, что в дет.домах тоже люди не равнодушные!!!
Раздражает фраза «дети второго сорта», как это вообще понимать?! Я согласна, что все дети разные по внешности, характеру и, естественно, отличаются судьбами как и все уже взрослые сформировавшиеся люди, но разве можно сравнивать взрослого и ребенка? Не стоит забывать, что дети не несут ответственности за действия и безответственность своих горе-родителей. В них еще не успели вложить понятий плохого и хорошего, не потратили ни сил, ни времени, ни терпения, ни любви(((Вместо этого мы подвергаем детей сортировке и активно используем фразу «дети второго сорта». Даже не пытаясь приложить усилий, что бы услышать желания крох и вложить немного сил в их будущее, поверить в то, что у них все сложится хорошо! А зачем? У всех своих проблем хватает, а тут еще с чужим возиться! Я также понимаю, что за копейки (з/п), которые получает медперсонал, работать не хочется. Обязанностей полно, платят гроши, а на работе проводят большую часть своего времени. Вот и начинается дележка обязанностей. В жизни происходит много разных событий и не под каждый можно подобрать закон. Разбираться можно вечно: какой это именно случай, входит это в обязанности или нет. Ссылаться на государство и на бумажки, имеющие юридическую ценность. Ведь это, разумеется, важнее улыбки крохи, его счастливых глазок и нежных объятий маленьких ручек, полных искренней благодарности. Хотелось бы, чтоб персонал понимал
не только рабочие пункты, которые, безусловно, важны, но и то, что они люди. А значит поступать нужно как человек! Вымещать злость, обиду, недовольство на маленьких людей, которые вам не причинили зла, может только обиженный жизнью и постоянно жалеющий себя человек. Обидно, что в обществе было допущено понятие «дети второго сорта», а фраза «ДЕТИ ЧУЖИМИ НЕ БЫВАЮТ» используется гораздо реже и стала терять свою ценность(((
Светлана
Я была в таких больницах. И с врачами и нянечками общалась. С матчастью не ознакомлена,это правда. То есть вы хотите сказать,что в других больницах если мама лежит с ребенком,то нянечка все равно приходит три раза в день и меняет памперс? Впервые слышу,чтобы кто-то занимался в больнице уходом за ребенком. Обычно это делает мама. Нянечки,получающие гроши этим не занимаются. А у этих детей мамы нет. Но им не могут оказывать больше услуг,чем возможно. Что значит «определитесь». Я не на чьей стороне,я объясняю тему с той стороны,с которой я ее видела лично. Волонтеры эти все рвутся помогать,кричат о безнравтвенности, ревут о бедных детях,а как им разрешают при условии прохождения всех врачей и оформлении сан.книжки -сразу 70%отваливаются. Остальная часть первую неделю походит,а потом «учеба-работа» и снова новых чужих людей ищи. Была бы моя воля -я бы уголовную ответственность вешала на таких мамок. Вот про кого писать надо. А когда учреждение призвано лечить, а вынуждено выполнять функции дет.сада — это безвыход для всех и виновато в первую очередь государство со своими бюррократическими проволочками,бумажками,справками и документами. Чтобы мать лишить родительских прав не достаточно просто захотеть. Для начала ее надо хотя бы разыскать и вывести из запоя. А после этого еще куча работы.
