"Вертел"
Летнее яркое солнце врывалось в открытое окно, освещая мастерскую со всем ее убожеством, за исключением одного темного угла, где работал Прошка. Солнце точно его забыло, как иногда матери оставляют маленьких детей без всякого призора. Прошка, только вытянув шею, мог видеть из-за широкой деревянной рамы своего колеса всего один уголок окна, в котором точно были нарисованы зеленые грядки огорода, за ними - блестящая полоска реки, а в ней - вечно купающаяся городская детвора. В раскрытое окно доносился крик купавшихся, грохот катившихся по берегу реки тяжело нагруженных телег, далекий перезвон монастырских колоколов и отчаянное карканье галок, перелетавших с крыши на крышу городского предместья Теребиловки.
Мастерская состояла всего из одной комнаты, в которой работали пять человек. Раньше здесь была баня, и до сих пор еще чувствовалась банная сырость, особенно в том углу, где, как паук, работал Прошка. У самого окна стоял деревянный верстак с тремя кругами, на которых шлифовались драгоценные камни. Ближе всех к свету сидел старик Ермилыч, работавший в очках. Он считался одним из лучших гранильщиков в Екатеринбурге, но начинал с каждым годом видеть все хуже. Ермилыч работал, откинув немного голову назад, и Прошке была видна только его борода какого-то мочального цвета. Во время работы Ермилыч любил рассуждать вслух, причем без конца бранил хозяина мастерской, Ухова.
Плут он, Алексей-то Иваныч, вот что! - повторял старик каким-то сухим голосом, точно у него присохло в горле. - Морит он нас, как тараканов. Да... И работой морит и едой морит. Чем он нас кормит? Пустые щи да каша - вот и вся еда. А какая работа, ежели у человека в середке пусто?.. Небойсь сам-то Алексей Иваныч раз пять в день чаю напьется. Дома два раза пьет, а потом еще в гости уйдет и там пьет... И какой плут: обедает вместе с нами да еще похваливает... Это он для отводу глаз, чтобы мы не роптали. А сам, наверно, еще пообедает наособицу.
Эти рассуждения заканчивались каждый раз так:
Уйду я от него - вот и конец делу. Будет, - одиннадцать годиков поработал на Алексея Иваныча. Довольно... А работы сколько угодно... Сделай милость, кланяться не будем...
Работавший рядом с Ермилычем чахоточный мастер Игнатий обыкновенно молчал. Это был угрюмый человек, не любивший даром терять слова. Зато подмастерье Спирька, молодой, бойкий парень, щеголявший в красных кумачных рубахах, любил подзадорить дедушку, как называли рабочие старика Ермилыча.
И плут же он, Алексей-то Иваныч! - говорил Спирька, подмигивая Игнатию. - Мы-то чахнем на его работе, а он плутует. Целый день только и делает, что ходит по городу да обманывает, кто попроще. Помнишь, дедушка, как он стекло продал барыне в проезжающих номерах? И еще говорит: "Сам все работаю, своими руками..."
И еще какой плут! - соглашался Ермилыч. - В прошлом году вот как ловко подменил аметист проезжающему барину! Тот ему дал поправить камень, потому грань притупилась и царапины были. Я и поправлял еще... Камень был отличный!.. Вот он его себе и оставил, а проезжающему-то барину другой всучил... Известно, господа ничего не понимают, что и к чему.
Четвертый рабочий, Левка, немой от рождения, не мог принимать участия в этих разговорах и только мычал, когда Ермилыч знаками объяснял ему, какой плут их хозяин.
Сам Ухов заглядывал в свою мастерскую только рано утром, когда раздавал работу, да вечером, когда принимал готовые камни. Исключение представляли те случаи, когда попадала какая-нибудь срочная работа. Тогда Алексей Иваныч забегал по десяти раз, чтобы поторопить рабочих. Ермилыч не мог терпеть такой срочной работы и каждый раз ворчал.
Всего смешнее было, когда Алексей Иваныч приходил в мастерскую, одетый, как мастеровой, в стареньком пиджаке, в замазанном желтыми пятнами наждака переднике. Это значило, что кто-нибудь приедет в мастерскую, какой-нибудь выгодный заказчик или любопытный проезжающий. Алексей Иваныч походил на голодную лису: длинный, худой, лысый, с торчавшими щетиной рыжими усами и беспокойно бегавшими бесцветными глазами. У него были такие длинные руки, точно природа создала его специально для воровства. И как ловко он умел говорить с покупателями. А уж показать драгоценный камень никто лучше его не умел. Такой покупатель разглядывал какую-нибудь трещину или другой порок только дома. Иногда обманутые являлись в мастерскую и получали один и тот же ответ, - именно, что Алексей Иваныч куда-то уехал.
Как же это так? - удивлялся покупатель. - Камень никуда не годится...
Мы ничего не знаем, барин, - отвечал за всех Ермилыч. - Наше дело маленькое...
Все рабочие обыкновенно покатывались со смеху, когда одураченный покупатель уходил.
А ты смотри хорошенько, - наставительно замечал Ермилыч, косвенно защищая хозяина, - на то у тебя глаза есть... Алексей-то Иваныч выучит.
Всех больше злорадствовал Спирька, хохотавший до слез. Все-таки развлечение, а то сиди день-деньской за верстаком, как пришитый. Да и господ жалеть нечего: дикие у них деньги, - вот и швыряют их.
Работа в мастерской распределялась таким образом. Сырые камни сортировал Ермилыч, а потом передавал их Левке "околтать", то есть обколоть железным молотком, так, чтобы можно было гранить. Это считалось черной работой, и только самые дорогие камни, как изумруд, окалтывал Ермилыч сам. Околтанные Левкой камни поступали к Спирьке, который обтачивал их начерно. Игнатий уже клал фасетки (грани), а Ермилыч поправлял еще раз и полировал. В результате получались играющие разными цветами драгоценные и полудрагоценные камни: изумруды, хризолиты, аквамарины, тяжеловесы (благородный топаз), аметисты, а больше всего - раух-топазы (дымчатого цвета горный хрусталь) и просто горный бесцветный хрусталь. Изредка попадали и другие камни, как рубины и сапфиры, которые Ермилыч называл "зубастыми", потому что они были тверже всех остальных. Аметисты Ермилыч называл архиерейским камнем. Старик относился к камням, как к чему-то живому, и даже сердился на некоторые из них, как хризолиты.
Это какой камень? Прямо сказать, враг наш, - ворчал он, пересыпая на руке блестящие изумрудно-зеленые зерна. - Всякий другой камень мокрым наждаком точится, а этому подавай сухой. Вот как наглотаешься пыли-то... Одна маета.
Большие камни точились прямо рукой, нажимая камнем на вертевшийся круг, а мелкие предварительно прилеплялись особой мастикой к деревянной ручке. Во время работы вертевшийся круг постоянно смачивался наждаком. Наждак - порода корунда, которую для гранения и шлифования превращают в мельчайший порошок. При работе высохший наждак носится мелкой пылью в воздухе, и рабочие поневоле дышат этой пылью, засоряя легкие и портя глаза. Благодаря именно этой наждачной пыли большинство рабочих-гранильщиков страдают грудными болезнями и рано теряют зрение. Прибавьте к этому еще то, что работать приходится в тесных помещениях, без всякой вентиляции, как у Алексея Иваныча.
Тесновато... да... - говорил сам Ухов. - Ужо новую мастерскую выстрою, как только поправлюсь с делами.
Год шел за годом, а дела Алексея Иваныча все не поправлялись. Относительно пищи повторялось то же самое. Алексей Иваныч сам иногда возмущался обедам своих рабочих и говорил:
Какой это обед? Разве такие обеды бывают?.. Вот только поправлюсь делами, тогда все повернем по-настоящему.
Алексей Иваныч никогда не спорил, не горячился, а соглашался со всеми и делал по-своему. Даже Ермилыч, как ни бранил хозяина за глаза, говорил:
Ну, и человек тоже уродился! Его, Алексея Иваныча, как живого налима, никак не ухватишь рукой. Глядишь, и вывернулся. А на словах-то, как гусь на воде... Он же еще и жалеет нас!.. И тесно-то нам, и еда-то плохая... Ах, какой человек уродился!.. Одним словом, кругом плут!..
Солнце светило во все глаза, как оно светит только в июле. Было часов одиннадцать утра. Ермилыч сидел на самом припеке и наслаждался теплом. Его уже не грела старая кровь. Прошка думал целое утро об обеде. Он постоянно был голоден и жал только от еды до еды, как маленький голодный зверек. Он рано утром заглядывал в кухню и видел, что на столе лежал кусок "шеины" (самый дешевый сорт мяса, от шеи), и вперед предвкушал удовольствие поесть щей с говядиной. Что может быть лучше таких щей, особенно когда жир покрывает варево слоем чуть не в вершок, как от свинины?.. Сейчас, летом, свинина дорога, и это удовольствие доступно только зимой, когда привозят в город мороженых свиней и Алексей Иваныч покупает целую тушку. Хороша и шеина, если хозяйка не разбавит щи водой. От этих мыслей у Прошки щемило в желудке, и он глотал голодную слюну. Если бы можно было наедаться досыта каждый день!..
Прошка вертел свое колесо, закрыв глаза. Он часто так делал, когда мечтал. Но его мысли сегодня были нарушены неожиданным появлением Алексея Иваныча. Это значило, что кто-то придет в мастерскую и что придется ждать обеда. Алексей Иваныч нарядился в свой рабочий костюм и озабоченно посмотрел кругом.
Этакая грязь!.. - думал он вслух. - И откуда только она берется? Хуже, чем в конюшне... Спирька, хоть бы ты прибрал что-нибудь!
Спирька с недоумением посмотрел кругом. Если убирать, так надо всю мастерскую разнести по бревнышку. Он все-таки перенес из одного угла в другой несколько тяжелых камней, валявшихся в мастерской без всякой надобности. Этим все и кончилось. Алексей Иваныч только покачал головой и проговорил:
Ну и мастерская, нечего сказать! Только свиней держать.
Время подошло к самому обеду, когда у ворот уховского дома остановился щегольский экипаж и из него вышла нарядная дама с двумя детьми: девочкой лет двенадцати и мальчиком лет десяти. Алексей Иваныч выскочил встречать дорогих гостей за ворота без шапки и все время кланялся.
Уж вы извините, сударыня!.. Грязновато будет в мастерской; а камушки вы можете посмотреть у меня в доме.
Нет, нет, - настойчиво повторяла дама. - Камни я могу купить и в магазине; а мне именно хочется посмотреть вашу мастерскую, то есть показать детям, как гранятся камни.
А, это другое дело! Милости просим...
Дама поморщилась, когда переступила порог уховской мастерской. Она никак не ожидала встретить такое убожество.
Отчего у вас так грязно? - удивлялась она.
Нам никак невозможно соблюдать чистоту, - объяснял Алексей Иваныч. - Известно, камень... Пыль, сор, грязь... Уж как стараемся, чтобы почище...
Эти объяснения, видимо, нисколько не убедили даму, которая брезгливо подобрала юбки, когда переходила от двери к верстаку. Она была такая еще молодая и красивая, и уховская мастерская наполнилась запахом каких-то дорогих духов. Девочка походила на мать и тоже была хорошенькая. Она с любопытством слушала подробные объяснения Алексея Иваныча и откровенно удивилась в конце концов тому, что из такой грязной мастерской выходят такие хорошенькие камушки.
Да, барышня, случается, - объяснил Ермилыч, - и белый хлеб, который изволите кушать, на черной земле родится.
Алексей Иваныч прочитал целую лекцию о драгоценных камнях. Сначала показал их в сыром виде, а потом - последовательную обработку.
Прежде камней было больше, - объяснял он, - а теперь год от году все меньше и меньше. Вот взять александрит, - его днем с огнем наищешься. А господа весьма его уважают, потому как он днем зеленый, а при огне - красный. Разного сословия бывает, сударыня, камень, все равно как бывают разные люди.
Мальчик совсем не интересовался камнями. Он не понимал, чем любуются мать и сестра и чем хуже граненые цветные стекла. Его больше всего заняло деревянное большое колесо, которое вертел Прошка. Вот это штука действительно любопытная: такое большое колесо и вертится! Мальчик незаметно пробрался в темный угол к Прошке и с восхищением смотрел на блестящую железную ручку, за которую вертел Прошка.
Отчего она такая светлая?
А от рук, - объяснил Прошка.
Дай-ка я сам поверчу...
Прошка засмеялся, когда барчонок принялся вертеть колесо.
Да это очень весело... А тебя как зовут?
Прошкой.
Какой ты смешной: точно из трубы вылез.
Поработай-ка с мое, так не так еще почернеешь.
Володя, ты это куда забрался? - удивилась дама. - Еще ушибешься...
Мамочка, ужасно интересно!.. Отдай меня в мастерскую, - я тоже вертел бы колесо. Очень весело!.. Вот, смотри! И какая ручка светлая, точно отполированная. А Прошка походит на галчонка, который жил у нас. Настоящий галчонок...
Мать Володи заглянула в угол Прошки и только покачала головой.
Какой он худенький! - пожалела она Прошку, - Он чем-нибудь болен?
Нет, ничего, слава богу! - объяснил Алексей Иваныч. - Круглый сирота, - ни отца, ни матери... Не от чего жиреть, сударыня! Отец умер от чахотки... Тоже мастер был по нашей части. У нас много от чахотки умирает...
Значит, ему трудно?
Нет, зачем трудно? Извольте сами попробовать... Колесо, почитай, само собой вертится.
Но ведь он работает целый день?
Обыкновенно...
А когда утром начинаете работать?
Не одинаково, - уклончиво объяснил Алексей Иваныч, не любивший таких расспросов. - Глядя по работе... В другой раз - часов с семи.
А кончаете когда?
Тоже не одинаково: в шесть часов, в семь, - как случится.
Алексей Иваныч приврал самым бессовестным образом, убавив целых два часа работы.
А сколько вы жалованья платите вот этому Прошке?
Помилуйте, сударыня, какое жалованье! Одеваю, обуваю, кормлю, все себе в убыток. Так, из жалости и держу сироту... Куда ему деться-то?
Дама заглянула в угол Прошки и только пожала плечами. Ведь это ужасно: целый день провести в таком углу и без конца вертеть колесо. Это какая-то маленькая каторга...
Сколько ему лет? - спросила она.
Двенадцать...
А на вид ему нельзя дать больше девяти. Вероятно, вы плохо его кормите?
Помилуйте, сударыня! Еда для всех у меня одинаковая. Я сам вместе с ними обедаю. Прямо сказать, в убыток себе кормлю; а только уж сердце у меня такое... Ничего не могу поделать и всех жалею, сударыня.
Барыня отобрала несколько камней и просила прислать их домой.
Пошлите камни с этим мальчиком, - просила она, указывая глазами на Прошку.
Слушаюсь-с, сударыня!
Последнее желание не понравилось Алексею Иванычу. Эти барыни вечно что-нибудь придумают! К чему ей понадобился Прошка? Лучше он сам бы принес камни. Но делать нечего, - с барыней разве сговоришь? Прошка так Прошка, - пусть его идет; а у колеса поработает Левка.
Когда барыня уехала, мастерская огласилась общим смехом.
Духу только напустила! - ворчал Ермилыч. - Точно от мыла пахнет...
Она и Прошку надушит, - соображал Спирька. - А Алексей Иваныч охулки на руку* не положил: рубликов на пять ее околпачил.
* Охулки на руку - то есть обсчитал.
Что ей пять рублей? Наплевать! - ворчал Ермилыч. - У барских денежек глаз нет... Вот и швыряют. Алексей-то Иванычу это на руку. Вот как распинался он перед барыней: соловьем так и поет.
Платье на ней шелковое, часы золотые, колец сколько... Богатеющая барыня!
Ну, это еще неизвестно. Одна видимость в другой раз. Всякие господа бывают...
Дорогой маленький Володя объяснил матери, что Прошка "вертел".
Что это значит? - не понимала та.
А вертит колесо, - ну, и вышел: вертел. Не вертел, мама, а вертел.
Бедного Прошку часто занимал вопрос о тех неизвестных людях, для которых он должен был с утра до ночи вертеть в своем углу колесо. Другие дети веселились, играли и пользовались свободой; а он был точно привязан к своему колесу. Прошка понимал, что у других детей есть отцы и матери, которые их берегут и жалеют; а он - круглый сирота и должен сам зарабатывать свой маленький кусочек хлеба. Но ведь круглых сирот много на белом свете, и не все же должны вертеть колеса. Сначала Прошка возненавидел свое колесо, потому что, не будь его, и не нужно было бы его вертеть. Это была совершенно детская мысль. Потом Прошка начал ненавидеть Алексея Иваныча, которому его отдала в ученье тетка: Алексей Иваныч нарочно придумал это проклятое колесо, чтобы мучить его.
"Когда я вырасту большой, - раздумывал Прошка за работой, - тогда я отколочу Алексея Иваныча, изрублю топором проклятое колесо и убегу в лес".
Последняя мысль нравилась Прошке больше всего. Что может быть лучше леса? Ах, как там хорошо!.. Трава зеленая-зеленая, сосны шумят вершинами, из земли сочатся студеные ключики, всякая птица поет по-своему, - умирать не нужно! Устроить из хвои шалашик, разложить огонек, - и живи себе, как птица. Пусть другие задыхаются в городах от пыли и вертят колеса... Прошка уже видел себя свободным, как птица.
"Убегу!.. - решал Прошка тысячу раз, точно с кем-нибудь спорил. - Даже и Алексея Иваныча не буду бить, а просто убегу".
Прошка думал целые дни, - вертит свое колесо и думает, думает без конца. Разговаривать за работой было неудобно, не то что другим мастерам. И Прошка все время думал, думал до того, что начинал видеть свои мысли точно живыми. Видел он часто и самого себя и непременно большим и здоровым, как Спирька. Ведь хорошо быть большим. Не понравилось у одного хозяина, - пошел работать к другому.
Ненависть к Алексею Иванычу тоже прошла, когда Прошка понял, что все хозяева одинаковы, и что Алексей Иваныч совсем не желает ему зла, а делает то же, что делали и с ним, когда он был таким же вертелом, как сейчас Прошка. Значит, виноваты те люди, которым нужны все эти аметисты, изумруды, тяжеловесы, - они и заставляли Прошку вертеть его колесо. Тут же воображение Прошки отказывалось работать, и он никак не мог представить себе этих бесчисленных врагов, сливавшихся для него в одном слове "господа". Для него ясно было одно, что они злые. Для чего им эти камни, без которых так легко обойтись? Если бы господа не покупали камней у Алексея Иваныча, ему пришлось бы бросить свою мастерскую, - и только всего. А вон барыня еще детей притащила... Действительно, есть чем полюбоваться... Прошка видел во сне эту барыню, у которой камни были и на руках, и на шее, и в ушах, и на голове. Он ненавидел ее и даже сказал:
У! злая...
Ему казалось, что и глаза у барыни светились, как светит шлифованный камень, - зеленые, злые, как у кошки ночью.
Никто из мастеров никак не мог понять, зачем понадобился барыне именно Прошка. Алексей Иваныч и сам бы пришел да еще подсунул бы товару рубликов на десять; а что может понимать Прошка?
Блажь господская, и больше ничего, - ворчал Ермилыч.
Алексей Иваныч тоже был недоволен. Во-первых, нельзя было Прошку пустить по-домашнему, - значит, расход на рубаху; а во-вторых, кто ее знает, барыню, что у нее на уме!
Ты рыло-то вымой, - наказывал он Прошке еще с вечера. - Понимаешь? А то придешь к барыне черт чертом...
Ввиду этих приготовлений Прошка начал трусить. Он даже пробовал увильнуть, сославшись на то, что у него болит нога. Алексей Иваныч рассвирепел и, показывая кулак, проговорил:
Я тебе покажу, как ноги болят!..
Нужно сказать, что Алексей Иваныч никогда не дрался, как другие мастера, и очень редко бранился. Он обыкновенно со всеми соглашался, все обещал и ничего не исполнял.
Прошка должен был идти утром, когда барыня пила кофе. Алексей Иваныч осмотрел Прошку, как новобранца, и проговорил:
А ты не робей, Прошка! И господа такие же люди, - из той же кожи сшиты, как и мы, грешные. Барыня заказала аметистов; а я тебе дам еще парочку бериллов, да тяжеловесов, да альмандинов. Понимаешь? Надо уметь показать товар...
Алексей Иваныч научил, сколько нужно запросить, сколько уступать и меньше чего не отдавать. Барыня-то еще, может, пожалеет мальчонку и купит.
Когда Прошка уходил, Алексей Иваныч остановил его в самых дверях и прибавил:
Смотри, лишнего не разбалтывай... Понимаешь? Ежели будет барыня выпытывать насчет еды и прочее... "Мы, мол, сударыня, серебряными ложками едим".
Прошке пришлось идти через весь город, и чем ближе он подходил к квартире барыни, тем ему делалось страшнее. Он и сам не знал, чего боялся, и все-таки боялся. Робость охватила его окончательно, когда он увидел двухэтажный большой каменный дом. В голове Прошки мелькнула даже мысль о бегстве. А что, если взять да и убежать в лес?
Скрепя сердце он пробрался в кухню и узнал, что барыня дома. Горничная в крахмальном белом переднике подозрительно оглядела его с ног до головы и нехотя пошла доложить "самой". Вместо нее прибежал в кухню Володя, одетый в коротенькую смешную курточку, коротенькие смешные штанишки, в чулки и башмаки.
Пойдем, вертел!.. - приглашал он Прошку. - Мама ждет.
Они прошли по какому-то коридору, потом через столовую, а потом в детскую, где ждала сама барыня, одетая в широкое домашнее платье.
Ну показывай, что принес! - проговорила она певучим, свежим голосом и, оглядев Прошку, прибавила: - Какой ты худенький! Настоящий цыпленок!
Прошка с серьезным видом достал товар и начал показывать камни. Он больше ничего уже не боялся. У барыни совсем был не злой вид. Расчет Алексея Иваныча оправдался: она рассмотрела камни и купила все без торга. Прошка внутренно торжествовал, что так ловко надул барыню рубля на три. Ему было только неловко, что она все время как-то особенно смотрела на него и улыбалась.
Ты, наверно, хочешь есть? - проговорила она наконец. - Да?
Этот простой вопрос смутил Прошку, точно барыня угадала его тайные мысли. Когда он дожидался в кухне, то там так хорошо пахло жареным мясом и все время его преследовал этот аппетитный запах.
Я не знаю, - по-детски ответил он.
Он хочет, мама! - подхватил Володя. - Я сейчас сбегаю в кухню и скажу Матрене, чтобы она дала котлетку.
Володя был добрый мальчик, и это радовало маму. Ведь самое главное в человеке - доброе сердце. Прошка чувствовал себя смущенным, как попавшийся в ловушку зверек. Он молча разглядывал комнату и удивлялся, что бывают такие большие и светлые комнаты. У одной стены стоял шкаф с игрушками; кроме того, игрушки валялись на полу, стояли в углу, висели на стене. Тут были и детские ружья, и солдатская будка, и мельница, и лошадки, и домики, и книжки с картинками, - настоящий игрушечный магазин.
Неужели все это твои игрушки? - спросил Прошка Володю.
Мои. По я уже не играю, потому что большой. А у тебя тоже есть игрушки?
Прошка засмеялся. У него игрушки! Какой смешной этот барчонок: решительно ничего не понимает!
Подававшая в столовую котлету горничная смотрела на Прошку с удивлением. Этак барыня скоро будет собирать в дом всех нищих и кормить котлетами. Прошка это чувствовал и смотрел на горничную серьезными глазами, Потом его затрудняла вилка и салфетка, особенно - последняя, Пока он ел, барыня просто и ласково расспрашивала его обо всем: давно ли он в мастерской, много ли приходится работать, как кормит рабочих хозяин, что он делает по праздникам, знает ли грамоту и т.д.
Вот видишь, Володя, - говорила она сыну, - этот мальчик уже с семи лет зарабатывает себе кусок хлеба... Прошка, а ты хочешь учиться?
Не знаю...
Хочешь приходить по воскресеньям к нам? Я тебя выучу читать и писать. Я поговорю об этом с Алексеем Иванычем сама.
Прошка был озадачен.
Домой он вернулся в старой курточке Володи, которая ему была даже широка в плечах, хотя Володя был моложе на целых два года. Барчук был такой рослый и закормленный. Рабочие посмеялись над ним, как смеялись над всеми, а хозяин похвалил:
Молодец; Прошка! Когда в воскресенье пойдешь, я тебе еще дам товару...
Прошка начал ходить учиться каждое воскресенье. В первое время, говоря правду, больше всего его привлекала возможность хорошенько поесть, как едят господа. А последнее было удивительно, удивительнее всего, что только Прошка видал. Мать Володи - ее звали Анной Ивановной - ужасно волновалась каждый раз, когда завтракали. Ей все казалось, что Володя мало ест и что он нездоров. Сначала Прошка думал, что Анна Ивановна шутит; но Анна Ивановна говорила совершенно серьезно:
Мне кажется, Володя, что ты скоро решительно ничего не будешь есть. Посмотри на Прошку: вот какой аппетит нужно иметь.
А отчего он такой худой, если ест много? - спросил Володя.
Оттого, что он работает много, оттого, что в их мастерской буквально дышать нечем, и так далее.
Володя был настоящий барчонок. По-своему добрый, всегда веселый, увлекающийся и в достаточной мере бесхарактерный. Прошка рядом с ним казался существом другой породы. Анну Ивановну это поражало, когда дети были вместе. Детские глаза Прошки смотрели уже совсем не по-детски; потом он точно не умел улыбаться. В тощей фигурке Прошки точно был скрыт какой-то затаенный упрек. Анне Ивановне иногда делалось даже немного совестно, - ведь она пригласила в первый раз Прошку только для того, чтобы показать Володе, что дети его возраста работают с утра до ночи. Прошка должен был служить живым и наглядным примером; а Володя должен был исправиться, глядя на него, от припадков своей барской лени.
В этих воспитательных целях Анна Ивановна несколько раз под разными предлогами посылала Володю в мастерскую Алексея Иваныча, чтобы он посмотрел на самом деле, как работает маленький Прошка. Володя отправлялся в мастерскую каждый раз с особенным удовольствием и возвращался домой весь испачканный наждаком. Результатом этих наглядных уроков было то, что Володя совершенно серьезно заявил матери:
Мама, отдай меня в мастерскую. Я хочу быть вертелом, как Прошка...
Володя, что ты говоришь? - ужаснулась Анна Ивановна. - Ты только подумай, что ты говоришь!
Ах, мама, там ужасно весело!..
Ты умер бы там через три дня с голода...
А вот и нет! Я уже два раза обедал с рабочими. Какие вкусные щи из соленой рыбы, мама! А потом - просовая каша с зеленым маслом... горошница...
Анна Ивановна пришла в ужас. Ведь Володя просто мог отравиться. Она даже смерила температуру у Володи и успокоилась только тогда, когда он принял ванну и сам попросил есть.
Мама, если б ты велела приготовить тертой редьки с квасом!..
Володя оказался неисправимым. Пример Прошки решительно ничему его не научил, кроме того, что он несколько дней старался устроить в своей детской гранильную мастерскую и натащил со двора всевозможных камней. Получилась почти совсем настоящая мастерская, только недоставало деревянного громадного колеса, которое вертел Прошка.
Перед рождеством Прошка перестал ходить учиться по воскресеньям. Анна Ивановна думала, что его не пускает Алексей Иваныч, и поехала сама узнать, в чем дело. Алексей Иваныч был дома и объяснил, что Прошка сам не желает идти.
Почему так? - удивилась Анна Ивановна.
А кто его знает! Нездоровится ему... Все кашляет по ночам.
Анна Ивановна отправилась в мастерскую и убедилась своими глазами, что Прошка болен. Глаза у него так и горели лихорадочным огнем; на бледных щеках выступал чахоточный румянец. Он отнесся к Анне Ивановне совершенно равнодушно.
Ты что же это забыл нас совсем? - спрашивала она.
Тебе, может быть, не хочется учиться?
Какое ему ученье, когда он на ладан дышит! - заметил Ермилыч.
Разве можно такие вещи говорить при больном? - возмутилась Анна Ивановна.
Все помрем, сударыня...
Это было бессердечно. Ведь Прошка был еще совсем ребенок и не понимал своего положения. Под впечатлением этих соображений Анна Ивановна предложила Прошке переехать к ним, пока поправится; но Прошка отказался наотрез.
Разве тебе у нас не нравится? Я устроила бы тебя в людской...
Мне здесь лучше... - упрямо отвечал Прошка.
Сударыня, ведь мы его тоже вот как жалеем! - объяснил Ермилыч. - Вот ему и не хочется уходить...
Анна Ивановна серьезно была огорчена, хотя вполне понимала, почему Прошка не захотел уходить из своей мастерской. У больных является страстная привязанность именно к своему углу. И большие и маленькие люди в этом случае совершенно одинаковы. Потом Анна Ивановна упрекала себя, что решительно ничего не сделала для Прошки, не сделала потому, что не умела. Мальчик умирал у своего колеса от наждачной пыли, дурного питания и непосильной работы. А сколько детей умирает таким образом по разным мастерским, как мальчиков, так и девочек! Вернувшись домой, Анна Ивановна долго не могла успокоиться. Маленький вертел Прошка не выходил у нее из головы. Раньше Анна Ивановна очень любила драгоценные камни, а теперь дала себе слово никогда их не носить: каждый такой камень напоминал бы ей умирающего маленького Прошку.
А Прошка продолжал работать, несмотря даже на то, что Алексей Иваныч уговаривал его отдохнуть. Мальчику было совестно есть чужой хлеб даром... А колесо делалось с каждым днем точно все тяжелее и тяжелее... От натуги у Прошки начинала кружиться голова, и ему казалось, что вместе с колесом вертится вся мастерская. По ночам он видел во сне целые груды граненых драгоценных камней: розовых, зеленых, синих, желтых. Хуже всего было, когда эти камни радужным дождем сыпались на него и начинали давить маленькую больную грудь, а в голове начинало что-то тяжелое кружиться, точно там вертелось такое же деревянное колесо, у которого Прошка прожил всю свою маленькую жизнь.
Потом Прошка слег. Ему пристроили небольшую постельку тут же, в мастерской. Ермилыч ухаживал за ним почти с женской нежностью и постоянно говорил:
Ты бы поел чего-нибудь, Прошка! Экой ты какой!..
Но Прошка ничего не хотел есть, даже когда горничная Анны Ивановны приносила ему котлеток и пирожного. Он относился ко всему безучастно, точно придавленный своей болезнью.
Через две недели его не стало. Анна Ивановна приехала вместе с Володей на похороны и плакала, плакала не об одном, а обо всех бедных детях, которым не могла и не умела помочь.
Дмитрий Мамин-Сибиряк - Вертел , читать текст
См. также Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :
В каменном колодце
I - Васька едет на дачу!.. - пронеслось по двору, где играли дети разн...
Волшебник
I Как известно, детское любопытство неистощимо и находит в себе обильн...
Первый солнечный луч пробежал по дорожке, перепрыгнул через забор и заглянул под смородиновый куст. Там на зелёной траве лежало яйцо.
Трак!.. Трак-трак! - яйцо треснуло, раскололось, и на свет появился Цыплёнок.
Добро пожаловать! С днём рождения! Доброе утро! - зашелестела трава, закивали цветы, замахали крыльями бабочки.
Пи! - пискнул Цыплёнок. - Пи-пи-пи...
Большая зелёная Лягушка сидела у кадки с водой, таращила на Цыплёнка свои большие круглые глаза и квакала:
Ква! Ква-ква! Ква!
Доброе утро! - обратился к ней Цыплёнок. -Не могли бы вы научить меня говорить так же громко?
Ква-ква-ква! Ква-ква-ква! - засмеялась Лягушка. - Думаю, что тебе лучше поискать другой голос. Квак!
И Лягушка прыгнула в воду...
«Поискать? Но где?» - подумал Цыплёнок.
Возле дома на солнышке грелась Кошка. Она лениво потягивалась и облизывала двух крошечных котят.
Пи-пи-пи... Простите, - обратился к Кошке Цыплёнок, - не могли бы вы мне помочь? Мне нужен громкий голос.
Мя-а-у. Мурр-мя-а-а-у! - замурлыкала Кошка. - Такой голос тебе подойдёт? По-моему, он достаточно громкий. Во всяком случае, котята меня прекрасно слышат.
Тогда тебе надо обратиться к Собаке.
Спасибо! - обрадовался Цыплёнок и со всех ног бросился к собачьей конуре.
Он сунул туда голову и запищал:
Пи! Пи-пи-пи! Здравствуйте!
Из конуры высунулась рыжая лохматая голова:
Р-рр! Здр-р-равствуй! Что случилось?
С удовольствием! Учись! И тогда ты сможешь охранять хозяина и пугать волков!
Собака залаяла:
Гав! Гав-гав! Гав! А теперь ты!
Пи! Пи! Пи!.. Что-то не получается. Извините. Придётся поискать в другом месте... До свидания!
Га-га-га! Где это видано, чтобы такие малыши разгуливали одни?! Где? Га-га-га!
Большой белый Гусь сердито посмотрел на Цыплёнка и зашипел:
Ш-шш! Ш-шш!
Цыплёнок быстро юркнул под лист лопуха.
Он подождал, пока Гусь уйдёт, и выглянул из-за листа.
Ме-е-е! Ме-е-е! - совсем рядом кто-то кричал громко и жалобно. - Ме-е-е!
Цыплёнок подошёл поближе. Это была маленькая белая Козочка.
Ты кого зовёшь? - спросил Цыплёнок.
К ма-ме-е! К ма-ме-е!
Не плачь! Придёт твоя мама. Ведь у тебя такой громкий голос. Не то что у меня: «Пи-и, пи-пи-и...» Кто меня услышит?!
Но это было не так. Цыплёнка услышала Курица - его мама!
Куд-куда?! Куда ты пропал?! Я отлучилась всего на минутку! Ты такой маленький! Тебе нельзя уходить далеко-ко-ко!
Мама, мама! - пожаловался Цыплёнок. -Я искал громкий голос. Но так и не нашёл!
Ко-ко-какой ты глупенький! - ласково сказала Курица. - Послушай меня внимательно и запомни:
Был не чей-нибудь, а свой!
Ты понял?
Пи-пи-понял! - обрадовался Цыплёнок и запищал громко-громко: - Пи-пи! Пи-и-и!
Чуня - маленький поросёнок. Он очень любит купаться, разбрасывая в стороны весёлые водяные брызги. Он завтракает с удовольствием, как большой, вытирает рот и говорит маме: «Спасибо!»
Чуня любит гулять. Ярко светит солнышко, щебечут птицы. Чуня напевает весёлую песенку... Но во дворе одному скучно, и мама разрешает ему выйти на лужайку.
Вдруг перед Чуней появился цыплёнок. Он стоял среди высокой травы и плакал.
Почему ты плачешь? - заботливо спросил Чуня.
Я заблуди-и-ился! - жалобно пропищал цыплёнок.
Это не беда! - успокоил малыша Чуня. - Нука, прыгай ко мне на спину. Я тебя отвезу домой!
Мама! Вот моя мама! - радостно закричал цыплёнок и бросился в объятия Пеструшки. -Я заблудился. Мне было страшно. А поросёнок меня спас, - тараторил счастливый цыплёнок.
Ко-ко-какой вы добрый! Ко-ко-какой вы милый! Спасибо! - кудахтала Пеструшка.
Ну что вы! Пожалуйста! - застеснялся поросёнок, довольный похвалой. Он попрощался с Пеструшкой и цыплёнком.
Пожалуйста! Ешьте на здоровье!
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Кошка
Кот Василий
Котята 1-й, 2-й
Козёл
Коза
Петух
Курица
Свинья
Грачи
Овца
Старый бобёр
Бобры
Петушки
Поросята
Рассказчик
Хор
Бим-бом! Тили-бом!
На дворе - высокий дом.
Ставенки резные,
Окна расписные.
А на лестнице ковёр -
Шитый золотом узор.
По узорному ковру
Сходит кошка поутру.
У неё, у кошки,
На ногах сапожки,
На ногах сапожки,
А в ушах серёжки.
На сапожках -
Лак, лак.
А серёжки -
Бряк-бряк.
Платье новое на ней,
Стоит тысячу рублей.
Да полтысячи тесьма,
Золотая бахрома.
Выйдет кошка на прогулку
Да пройдет по переулку,
Смотрят люди, не дыша:
До чего же хороша!
Да не так она сама,
Как узорная тесьма,
Как узорная тесьма,
Золотая бахрома.
Да не так её тесьма,
Как угодья и дома.
Про богатый кошкин дом
Мы и сказку поведём.
Посиди да погоди -
Сказка будет впереди!
Рассказчик
Слушайте, дети:
Жила-была кошка на свете,
Заморская,
Ангорская.
Жила она не так, как другие кошки:
Спала не на рогожке,
А в уютной спаленке,
На кроватке маленькой,
Укрывалась алым
Тёплым одеялом
И в подушке пухово́й
Утопала головой.
Тили-тили-тили-бом!
Был у кошки новый дом.
Ставенки резные,
Окна расписные.
А кругом - широкий двор,
С четырёх сторон забор.
Против дома, у ворот,
Жил в сторожке старый кот.
Век он в дворниках служил,
Дом хозяйский сторожил,
Подметал дорожки
Перед домом кошки,
У ворот стоял с метлой,
Посторонних гнал долой.
Вот пришли к богатой тётке
Два племянника-сиротки.
Постучались под окном,
Чтобы их пустили в дом.
Котята
Тётя, тётя кошка,
Выгляни в окошко!
Есть хотят котята.
Ты живешь богато.
Обогрей нас, кошка,
Покорми немножко!
Кот Василий
Кто там стучится у ворот?
Я - кошкин дворник, старый кот!
Котята
Мы - кошкины племянники!
Кот Василий
Вот я вам дам на пряники!
У нас племянников не счесть,
И всем охота пить и есть!
Котята
Скажи ты нашей тётке:
Мы круглые сиротки,
Изба у нас без крыши,
А пол прогрызли мыши,
А ветер дует в щели,
А хлеб давно мы съели...
Скажи своей хозяйке!
Кот Василий
Пошли вы, попрошайки!
Небось хотите сливок?
Вот я вас за загривок!
Кошка
С кем говорил ты, старый кот,
Привратник мой Василий?
Кот Василий
Котята были у ворот -
Поесть они просили.
Кошка
Какой позор! Была сама
Котёнком я когда-то.
Тогда в соседние дома
Не лазили котята.
Чего от нас они хотят,
Бездельники и плуты?
Для голодающих котят
Есть в городе приюты!
Нет от племянничков житья,
Топить их в речке надо!
Кошка
Добро пожаловать, друзья,
Я вам сердечно рада.
Рассказчик
К богатой кошке гость пришёл,
Известный в городе козёл
С женой, седой и строгой,
Козою длиннорогой.
Петух явился боевой,
За ним пришла наседка,
И в мягкой шали пухово́й
Пришла свинья-соседка.
Кошка
Козёл Козлович, как дела?
Я вас давно к себе ждала!
Козёл
М-м-моё почтенье, кошка!
Пром-м-мокли м-мы немножко.
Застиг нас дождик на пути,
Пришлось по лужам нам идти.
Коза
Да, м-мы сегодня с м-мужем
Все время шли по лужам.
Кошка
Привет мой Пете-петушку!
Петух
Благодарю! Кукареку́!
Кошка
А вас, кума-наседка,
Я вижу очень редко.
Курица
Ходить к вам, право, нелегко -
Живёте очень далеко.
Мы, бедные наседки, -
Такие домоседки!
Кошка
Здоро́во, тетушка свинья.
Как ваша милая семья?
Свинья
Спасибо, кошечка, хрю-хрю,
От всей души благодарю.
Я и семья покуда
Живем совсем не худо.
Своих малюток-поросят
Я посылаю в ближний сад,
Мой муж следит за домом,
А я хожу к знакомым.
Коза
Сейчас пришли мы впятером
Взглянуть на ваш чудесный дом.
О нём весь город говорит.
Кошка
Мой дом для вас всегда открыт!
Здесь у меня столовая.
Вся мебель в ней дубовая.
Вот это стул, -
На нем сидят.
Вот это стол, -
За ним едят.
Свинья
Вот это стол, -
На нём сидят!..
Коза
Вот это стул, -
Его едят!..
Кошка
Вы ошибаетесь, друзья,
Совсем не то сказала я.
Зачем вам стулья наши есть?
На них вы можете присесть.
Хоть мебель несъедобна,
Сидеть на ней удобно.
Коза
Сказать по правде, мы с козлом
Есть не привыкли за столом.
Мы любим на свободе
Обедать в огороде.
Свинья
А посади свинью за стол -
Я ноги положу на стол!
Петух
Вот потому о вас идёт
Весьма дурная слава!
(Кошке.)
В какую комнату ведёт
Вот эта дверь направо?
Кошка
Направо - шкаф, мои друзья, -
Я вешаю в нём платья.
Налево - спаленка моя
С лежанкой и кроватью.
Петух
(тихо курице)
Смотри, перина - чистый пух!
Курица
(тихо)
Она цыплят крадёт, петух!
Козёл
А это что?
Кошка
Обновка -
Стальная мышеловка.
Мышей ловить я не люблю,
Я мышеловкой их ловлю.
Чуть только хлопнет крышка,
В плен попадает мышка!..
Коты на родине моей
Не мастера ловить мышей.
Я из семьи заморской.
Мой прадед - Кот Ангорский!
Зажги, Василий, верхний свет
И покажи его портрет!
Курица
Как он пушист!
Петух
Как он хорош!
Кошка
Он на меня чуть-чуть похож...
А здесь моя гостиная,
Ковры и зеркала.
Купила пианино я
У одного осла.
Весною каждый день я
Беру уроки пенья.
Козёл
(козе)
Смотри, какие зеркала!
И в каждом вижу я козла...
Коза
Протри как следует глаза!
Здесь в каждом зеркале коза.
Свинья
Вам это кажется, друзья, -
Здесь в каждом зеркале свинья!
Курица
Ах, нет! Какая там свинья!
Здесь только мы: петух и я!
Козёл
Соседи, до каких же пор
Вести мы будем этот спор?
Почтенная хозяйка,
Ты спой нам и сыграй-ка!
Курица
Пускай с тобой споёт петух.
Хвалиться неудобно,
Но у него прекрасный слух,
А голос бесподобный.
Петух
Пою я чаще по утрам,
Проснувшись на насесте.
Но если так угодно вам,
Спою я с вами вместе.
Козёл
Я только этого и жду.
Ах, спойте песню вроде
Старинной песни: «Во саду,
В капустном огороде»!
Кошка
(садится за пианино, играет и поёт)
Мяу-мяу! Ночь спустилась.
Блещет первая звезда.
Петух
Ах, куда ты удалилась?
Кукаре́ку! Куд-куда?..
Коза
(козлу тихо)
Слушай, дурень, перестань
Есть хозяйскую герань!
Козёл
(тихо)
Ты попробуй. Очень вкусно.
Точно лист жуёшь капустный.
Вот ещё один горшок.
Съешь и ты такой цветок!
Петух
(поет)
Ах, куда ты удалилась?
Кукаре́ку! Куд-куда?..
Козёл
(дожевав цветы)
Бесподобно! Браво, браво!
Право, спели вы на славу!
Спойте что-нибудь опять.
Кошка
Нет, давайте танцевать...
Я сыграть на пианино
Котильон для вас могу.
Козёл
Нет, сыграй галоп козлиный!
Коза
Козью пляску на лугу!
Петух
Петушиный танец звонкий
Мне, пожалуйста, сыграй!
Свинья
Мне, дружок, «Три поросенка»!
Курица
Вальс куриный «Де-воляй»!
Кошка
Не могу же я, простите,
Угодить вам всем зараз.
Вы пляшите что хотите,
Лишь бы был веселый пляс!..
(Все пляшут. Вдруг музыка резко обрывается и слышатся голоса котят.)
Котята
Тётя, тётя кошка,
Выгляни в окошко!
Ты пусти нас ночевать,
Уложи нас на кровать.
Если нет кровати,
Ляжем на полати,
На скамейку или печь,
Или на пол можем лечь,
А укрой рогожкой!
Тётя, тётя кошка!
Кошка
Василий-кот, завесь окно!
Уже становится темно.
Две стеариновых свечи
Зажги для нас в столовой
Да разведи огонь в печи!
Кот Василий
Пожалуйте, готово!
Кошка
Спасибо, Васенька, мой друг!
А вы, друзья, садитесь вкруг.
Найдётся перед печкой
Для каждого местечко.
Пусть дождь и снег стучат в стекло,
У нас уютно и тепло.
Давайте сказку сочиним.
Начнёт козёл, петух - за ним,
Потом - коза. За ней - свинья,
А после - курица и я!
Кошка
(козлу)
Ну, начинай!
Козёл
...Давным-давно
Жил-был козёл...
Петух
Клевал пшено...
Коза
Капусту ел...
Свинья
И рыл навоз...
Курица
И как-то раз яичко снёс!
Кошка
Вот он мышей ловить пошёл...
Козёл
Козёл?
Петух
Петух, а не козёл!
Коза
Нет, нет, коза!
Свинья
Свинья, свинья!
Курица
Такая ж курица, как я!
Кошка
Нет, это кошка, кошка, кошка!..
Козёл
Друзья, постойте-ка немножко!
Уже темно, пора нам в путь,
Хозяйке надо отдохнуть.
Курица
Какой прекрасный был приём!
Петух
Какой чудесный кошкин дом!
Курица
Уютней в мире нет гнезда!
Петух
О да, курятник хоть куда!
Козёл
Какая вкусная герань!
Коза
(тихо)
Ах, что ты, дурень, перестань!
Свинья
Прощай, хозяюшка, хрю-хрю!
Я от души благодарю.
Прошу вас в воскресенье
К себе на день рожденья.
Курица
А я прошу вас в среду
Пожаловать к обеду.
В простом курятнике моём
Пшена мы с вами поклюём,
А после на насесте
Подремлем с вами вместе!
Коза
А мы попросим вас прийти
Во вторник вечером, к шести,
На наш пирог козлиный
С капустой и малиной.
Так не забудьте же, я жду!
Кошка
Я обязательно приду,
Хоть я и домоседка
И в гости езжу редко...
Не забывайте и меня!
Петух
Соседка, с нынешнего дня
Я ваш слуга до смерти.
Пожалуйста, поверьте!
Свинья
Ну, кошечка моя, прощай,
Меня почаще навещай!
Кошка
Прощайте, до свиданья,
Спасибо за компанию.
Я и Василий, старый кот,
Гостей проводим до ворот.
Голоса
(с лестницы, а потом со двора)
- Спускайтесь осторожно!
- Здесь оступиться можно!
- Налево здесь канава!
- Пожалуйте направо!
- Друзья, спасибо, что пришли!
- Мы чудно вечер провели!
- Спасибо за компанию!
- Прощайте! До свидания!..
Рассказчик
Хозяйка и Василий,
Усатый старый кот,
Не скоро проводили
Соседей до ворот.
Словечко за словечком -
И снова разговор,
А дома перед печкой
Огонь прожег ковёр.
Ещё одно мгновенье -
И лёгкий огонёк
Сосновые поленья
Окутал, обволок.
Взобрался по обоям,
Вскарабкался на стол
И разлетелся роем
Золотокрылых пчёл.
Вернулся кот Василий
И кошка вслед за ним -
И вдруг заголосили:
- Пожар! Горим! Горим!
С треском, щёлканьем и громом
Встал огонь над новым домом,
Озирается кругом,
Машет красным рукавом.
Как увидели грачи
Это пламя с каланчи,
Затрубили,
Зазвонили:
Тили-тили,
Тили-тили,
Тили-тили, тили-бом!
Загорелся кошкин дом.
Загорелся кошкин дом,
Бежит курица с ведром,
А за нею во весь дух
С помелом бежит петух.
Поросёнок с решетом
И козёл с фонарем.
Тили-бом!
Тили-бом!
Грачи
Эй, пожарная бригада,
Поторапливаться надо!
Запрягайте десять пар.
Едем, едем на пожар.
Поскорей, без проволочки,
Наливайте воду в бочки.
Тили-тили-тили-бом!
Загорелся кошкин дом!
Стой, свинья! Постой, коза!
Что таращите глаза?
Воду вёдрами носите.
Свинья
Я несла вам воду в сите,
В новом сите, в решете, -
Расплескала в суете!
Грачи
Чем пожар тушить мы будем?
Где мы воду раздобудем?
Ты не знаешь ли, баран,
Где тут был пожарный кран?
Ты не знаешь ли, овечка,
Где была намедни речка?
Овца
Я сказать вам не могу,
Мы живем на берегу.
А была ли там и речка,
Не видали мы с крылечка!
Грачи
Ну, от этих толку мало -
Прибежали с чем попало.
Эй, работнички-бобры,
Разбирайте топоры,
Балки шаткие крушите,
Пламя жаркое тушите.
Вот уж скоро, как свеча,
Загорится каланча!
Старый бобёр
Мы, бобры, народ рабочий,
Сваи бьем с утра до ночи.
Поработать мы не прочь,
Если можем вам помочь.
Не мешайте, ротозеи,
Расходитесь поскорее!
Что устроили базар?
Тут не ярмарка - пожар!
Бобры
Все заборы мы обрушим,
На земле огонь потушим.
Не позволим мы огню
Расползаться по плетню!
Кошка
Погоди, старик бобёр!
Для чего ломать забор?
Дом от пламени спасите,
Наши вещи выносите,
Кресла, стулья, зеркала -
Все сгорит у нас дотла!
Попроси-ка их, Василий,
Чтобы мебель выносили!
Бобры
Не спасёте вы добра -
Вам себя спасать пора.
Вылезайте, кот и кошка,
Из чердачного окошка,
Становитесь на карниз,
А с карниза - прямо вниз!
Кошка
Мне ковров персидских жалко!..
Бобер
Торопись! Ударит балка -
И ковров ты не найдёшь,
И сама ты пропадёшь!
Старый бобёр
Берегитесь! Рухнет крыша!
Свинья
Что такое? Я не слышу!
Бобер
Разбегайтесь кто куда!
Курица
Куд-куда! Беда, беда!..
(Кошкин дом рушится.)
Петух
Вот и рухнул кошкин дом!
Козёл
Погорел со всем добром!
Кошка
Где теперь мы будем жить?
Кот Василий
Что я буду сторожить?..
Рассказчик
Чёрный дым по ветру стелется.
Плачет кошка-погорелица...
Нет ни дома, ни двора,
Ни подушки, ни ковра!
Кошка
Ах, Василий мой, Василий!
Нас в курятник пригласили.
Не пойти ли к петуху?
Там перина на пуху.
Хоть и жёсток пух куриный,
Все ж перина - как перина!
Кот Василий
Что ж, хозяюшка, пойдём
Ночевать в куриный дом!
Рассказчик
Вот шагает по дороге
Кот Василий хромоногий.
Спотыкаясь, чуть бредёт,
Кошку под руку ведёт,
На огонь в окошке щурится...
- Тут живут петух и курица?
Так и есть - должно быть, тут:
Петушки в сенях поют.
Кошка
Ах, кума моя наседка,
Сердобольная соседка!..
Нет теперь у нас жилья...
Где ютиться буду я
И Василий, мой привратник?
Ты пусти нас в свой курятник!
Курица
Я бы рада и сама
Приютить тебя, кума,
Но мой муж дрожит от злости,
Если к нам приходят гости.
Несговорчивый супруг -
Кохинхинский мой петух...
У него такие шпоры,
Что боюсь вступать с ним в споры!
Петух
Ко-ко-ко! Кукареку́!
Нет покоя старику!
Спать ложусь я вместе с вами,
А встаю я с петухами.
Не смыкаю ночью глаз:
В полночь петь мне в первый раз.
Только я глаза закрою,
Надо петь перед зарёю.
На заре опять встаю,
В третий раз для вас пою.
На часах стою я сутки,
А покоя ни минутки!
Курица
Слышишь, злится мой петух.
У него отличный слух.
Если он бывает дома,
Даже с курицей знакомой
Не могу я поболтать,
Чтобы время скоротать.
Кошка
А зачем же в эту среду
Ты звала меня к обеду?
Курица
Я звала не навсегда,
И сегодня не среда.
А живем мы тесновато,
У меня растут цыплята,
Молодые петушки,
Драчуны, озорники,
Горлодёры, забияки,
Целый день проводят в драке,
Ночью спать нам не дают,
Раньше времени поют.
Вот смотри - дерутся снова!
Петушки
- Кукаре́ку! Бей рябого!
- Темя я ему пробью!
- Кукаре́ку! Заклюю!
Курица
Ах, разбойники, злодеи!
Уходи, кума, скорее!
Коль у них начнется бой,
Попадет и нам с тобой!
Петушки
Эй, держи кота и кошку!
Дай им проса на дорожку!
Рви у кошки и кота
Пух и перья из хвоста!
Кошка
Что ж, пора нам, милый Вася,
Убираться восвояси.
Курица
Постучись в соседний дом -
Там живут коза с козлом!
Кот Василий
Ох, невесело бездомным
По дворам скитаться тёмным!..
Рассказчик
Идёт-бредёт Василий-кот,
Хозяйку по́д руку ведёт.
Вот перед ними старый дом
На горке у реки.
Коза с козлом перед окном
Играют в дураки.
Козёл
Ты с ума сошла, коза, -
Бьешь десяткою туза!
Коза
Что ворчишь ты, бестолковый?
Бью десяткою бубновой.
Бубны - козыри у нас.
Козёл
Бубны были в прошлый раз,
А теперь наш козырь - крести!
Коза
(зевая)
Пропади ты с ними вместе!
Надоела мне игра,
Да и спать давно пора!
Нынче за́ день я устала...
Козёл
Нет, начнем игру сначала!
Кто останется из нас
В дураках на этот раз?
Коза
И без карт я это знаю!
Козёл
Ты потише!.. Забодаю!
Коза
Борода твоя долга,
Да не выросли рога.
У меня длиннее вдвое, -
Живо справлюсь я с тобою.
Ты уж лучше не шути!
Кошка
(стучится у калитки)
Эй, хозяюшка, впусти!
Это - я и Вася-дворник...
Ты звала к себе во вторник.
Долго ждать мы не могли,
Раньше времени пришли!
Коза
Добрый вечер. Я вам рада!
Но чего от нас вам надо?
Кошка
На дворе и дождь и снег,
Ты пусти нас на ночлег.
Коза
Нет кровати в нашем доме.
Кошка
Можем спать и на соломе.
Не жалей для нас угла.
Коза
Вы спросите у козла.
Мой козёл хоть и безрогий,
А хозяин очень строгий!
Кошка
Что ты скажешь нам, сосед?
Коза
(тихо)
Говори, что места нет!
Козёл
Мне коза сейчас сказала,
Что у нас тут места мало.
Не могу я спорить с ней -
У нее рога длинней.
Коза
Шутит, видно, бородатый!..
Да, у нас здесь тесновато.
Постучитесь вы к свинье -
Место есть в её жилье.
От ворот пойдёте влево
И дойдёте вы до хлева.
Кошка
Что же, Васенька, пойдём,
Постучимся в третий дом.
Ох, как тяжко быть без крова!
До свиданья!
Коза
Будь здорова!
Кошка
Что же делать нам, Василий?
На порог нас не пустили
Наши прежние друзья...
Что-то скажет нам свинья?
Кот Василий
Вот забор её и хата.
Смотрят в окна поросята.
Десять толстых поросят -
Все по лавочкам сидят,
Все по лавочкам сидят,
Из лоханочек едят.
Поросята
(размахивают ложками и поют)
Я - свинья и ты - свинья,
Все мы, братцы, свиньи.
Нынче дали нам, друзья,
Целый чан ботвиньи.
Мы по лавочкам сидим,
Из лоханочек едим.
Ай-люли,
Ай-люли,
Из лоханочек едим.
Ешьте, чавкайте дружней,
Братцы-поросята!
Мы похожи на свиней,
Хоть еще ребята.
Наши хвостики крючком,
Наши рыльца пятачком.
Ай-люли,
Ай-люли,
Наши рыльца пятачком.
Вот несут ведёрко нам,
Полное баланды.
Свинья
Поросята, по местам!
Слушаться команды!
В пойло раньше стариков
Пятачком не лезьте.
Тут десяток пятачков,
Сколько это вместе?
Поросята
Ай-люли,
Ай-люли,
Тут полтинник вместе!
Кот Василий
Вот как весело поют!
Кошка
Мы нашли с тобой приют!
Постучимся к ним в окошко.
Свинья
Кто стучится?
Кот Василий
Кот и кошка!
Кошка
Ты впусти меня, свинья,
Я осталась без жилья.
Буду мыть тебе посуду,
Поросят качать я буду!
Свинья
Не твоя, кума, печаль
Поросят моих качать,
А помойное корыто
Хорошо, хоть и не мыто.
Не могу я вас пустить
В нашем доме погостить.
Нам самим простора мало, -
Повернуться негде стало.
Велика моя семья:
Муж-кабан, да я, свинья,
Да еще у нас десяток
Малолетних поросяток.
Есть просторнее дома,
Постучись туда, кума!
Кошка
Ах, Василий, мой Василий!
И сюда нас не пустили...
Обошли мы целый свет -
Нам нигде приюта нет!
Кот Василий
Вот напротив чья-то хата,
И темна, и тесновата,
И убога, и мала, -
В землю, кажется, вросла.
Кто живёт в той хате с краю,
Я и сам ещё не знаю.
Попытаемся опять
Попроситься ночевать!
Рассказчик
Вот шагает по дороге
Кот Василий хромоногий.
Спотыкаясь, чуть бредёт,
Кошку под руку ведёт.
Вниз спускается дорожка,
А потом бежит на скат.
И не знает тётя кошка,
Что в избушке у окошка -
Двое маленьких котят,
Двое маленьких котят
Под окошечком сидят.
Слышат малые, что кто-то
Постучался к ним в ворота.
Кот Василий
Я - кошкин дворник, старый кот.
Прошу у вас ночлега,
Укройте нас от снега!
Котята
Ах, кот Василий, это ты?
С тобою тётя кошка?
А мы весь день до темноты
Стучались к вам в окошко.
Ты не открыл для нас вчера
Калитки, старый дворник!
Кот Василий
Какой я дворник без двора!
Я нынче беспризорник...
Кошка
Простите, если я была
Пред вами виновата.
Кот Василий
Теперь наш дом сгорел дотла,
Впустите нас, котята!
1-й котёнок
Я навсегда забыть готов
Обиды и насмешки,
Но для блуждающих котов
Есть в городе ночлежки!
Кошка
Мне до ночлежки не дойти.
Я вся дрожу от ветра!
Кот Василий
Туда окольного пути
Четыре километра.
Кошка
А по короткому пути
Туда и вовсе не дойти!
2-й котёнок
Ну, что ты скажешь, старший брат,
Открыть для них ворота?
Кот Василий
Сказать по совести, назад
Брести нам неохота...
1-й котёнок
Ну, что поделать! В дождь и снег
Нельзя же быть без крова.
Кто сам просился на ночлег, -
Скорей поймет другого.
Кто знает, как мокра вода,
Как страшен холод лютый,
Тот не оставит никогда
Прохожих без приюта!
2-й котёнок
Да ведь у нас убогий дом,
Ни печки нет, ни крыши.
Почти под небом мы живем,
А пол прогрызли мыши.
Кот Василий
А мы, ребята, вчетвером,
Авось починим старый дом.
Я - и печник, и плотник,
И на мышей охотник!
Кошка
Я буду вам вторая мать.
Умею сливки я снимать.
Мышей ловить я буду,
Мыть языком посуду...
Впустите бедную родню!
1-й котёнок
Да я вас, тётя, не гоню!
Хоть у нас и тесно,
Хоть у нас и скудно,
Но найти нам место
Для гостей нетрудно.
2-й котёнок
Нет у нас подушки,
Нет и одеяла.
Жмемся мы друг к дружке,
Чтоб теплее стало.
Кошка
Жмётесь вы друг к дружке?
Бедные котята!
Жаль, мы вам подушки
Не́ дали когда-то...
Кот Василий
Не́ дали кровати,
Не́ дали перины...
Был бы очень кстати
Нынче пух куриный!
Зябнет ваша тётя,
Да и я простужен...
Может быть, найдёте
Хлебца нам на ужин?
2-й котёнок
Вот для вас ведерко,
Полное водицы!
Котята
(вместе)
Хоть у нас и тесно,
Хоть у нас и скудно,
Но найти нам место
Для гостей нетрудно!
Кошка
Спать мне хочется - нет мочи!
Наконец нашла я дом.
Ну, друзья, спокойной ночи...
Тили-тили... тили... бом!
(Засыпает.)
Хор
Бим-бом! Тили-бом!
Был на свете кошкин дом.
Справа, слева - кры́льца,
Красные перильца,
Ставенки резные,
Окна расписные.
Тили-тили-тили-бом!
Погорел у кошки дом.
Не найти его примет.
То ли был он, то ли нет...
А идёт у нас молва -
Кошка старая жива.
У племянников живёт!
Домоседкою слывёт.
Уж такая домоседка!
Из ворот выходит редко,
Ловит в погребе мышей,
Дома нянчит малышей.
Поумнел и старый кот.
Он совсем уже не тот.
Днём он ходит на работу,
Тёмной ночью - на охоту.
Целый вечер напролёт
Детям песенки поёт...
Скоро вырастут сиротки,
Станут больше старой тётки.
Тесно жить им вчетвером -
Нужно ставить новый дом.
Кот Василий
Непременно ставить нужно.
Ну-ка, сильно! Ну-ка, дружно!
Всей семьёю, вчетвером,
Будем строить новый дом!
Котята
Ряд за рядом брёвна
Мы положим ровно.
Кот Василий
Ну, готово. А теперь
Ставим лесенку и дверь.
Кошка
Окна расписные,
Ставенки резные.
1-й котёнок
Вот и печка
И труба.
2-й котёнок
Для крылечка
Два столба.
1-й котёнок
Чердачок построим.
2-й котёнок
Тёсом дом покроем.
Кошка
Щёлки паклею забьем.
Все
(вместе)
И готов наш новый дом!
Кошка
Завтра будет новоселье.
Кот Василий
На всю улицу веселье.
Все
(вместе)
Тили-тили-тили-бом!
Приходите в новый дом!
Первый солнечный луч пробежал по дорожке, перепрыгнул через забор и заглянул под смородиновый куст. Там на зелёной траве лежало яйцо.
Трак!.. Трак-трак! - яйцо треснуло, раскололось, и на свет появился Цыплёнок.
Добро пожаловать! С днём рождения! Доброе утро! - зашелестела трава, закивали цветы, замахали крыльями бабочки.
Пи! - пискнул Цыплёнок. - Пи-пи-пи...
Большая зелёная Лягушка сидела у кадки с водой, таращила на Цыплёнка свои большие круглые глаза и квакала:
Ква! Ква-ква! Ква!
Доброе утро! - обратился к ней Цыплёнок. -Не могли бы вы научить меня говорить так же громко?
Ква-ква-ква! Ква-ква-ква! - засмеялась Лягушка. - Думаю, что тебе лучше поискать другой голос. Квак!
И Лягушка прыгнула в воду...
«Поискать? Но где?» - подумал Цыплёнок.
Возле дома на солнышке грелась Кошка. Она лениво потягивалась и облизывала двух крошечных котят.
Пи-пи-пи... Простите, - обратился к Кошке Цыплёнок, - не могли бы вы мне помочь? Мне нужен громкий голос.
Мя-а-у. Мурр-мя-а-а-у! - замурлыкала Кошка. - Такой голос тебе подойдёт? По-моему, он достаточно громкий. Во всяком случае, котята меня прекрасно слышат.
Тогда тебе надо обратиться к Собаке.
Спасибо! - обрадовался Цыплёнок и со всех ног бросился к собачьей конуре.
Он сунул туда голову и запищал:
Пи! Пи-пи-пи! Здравствуйте!
Из конуры высунулась рыжая лохматая голова:
Р-рр! Здр-р-равствуй! Что случилось?
С удовольствием! Учись! И тогда ты сможешь охранять хозяина и пугать волков!
Собака залаяла:
Гав! Гав-гав! Гав! А теперь ты!
Пи! Пи! Пи!.. Что-то не получается. Извините. Придётся поискать в другом месте... До свидания!
Га-га-га! Где это видано, чтобы такие малыши разгуливали одни?! Где? Га-га-га!
Большой белый Гусь сердито посмотрел на Цыплёнка и зашипел:
Ш-шш! Ш-шш!
Цыплёнок быстро юркнул под лист лопуха.
Он подождал, пока Гусь уйдёт, и выглянул из-за листа.
Ме-е-е! Ме-е-е! - совсем рядом кто-то кричал громко и жалобно. - Ме-е-е!
Цыплёнок подошёл поближе. Это была маленькая белая Козочка.
Ты кого зовёшь? - спросил Цыплёнок.
К ма-ме-е! К ма-ме-е!
Не плачь! Придёт твоя мама. Ведь у тебя такой громкий голос. Не то что у меня: «Пи-и, пи-пи-и...» Кто меня услышит?!
Но это было не так. Цыплёнка услышала Курица - его мама!
Куд-куда?! Куда ты пропал?! Я отлучилась всего на минутку! Ты такой маленький! Тебе нельзя уходить далеко-ко-ко!
Мама, мама! - пожаловался Цыплёнок. -Я искал громкий голос. Но так и не нашёл!
Ко-ко-какой ты глупенький! - ласково сказала Курица. - Послушай меня внимательно и запомни:
Был не чей-нибудь, а свой!
Ты понял?
Пи-пи-понял! - обрадовался Цыплёнок и запищал громко-громко: - Пи-пи! Пи-и-и!
Чуня - маленький поросёнок. Он очень любит купаться, разбрасывая в стороны весёлые водяные брызги. Он завтракает с удовольствием, как большой, вытирает рот и говорит маме: «Спасибо!»
Чуня любит гулять. Ярко светит солнышко, щебечут птицы. Чуня напевает весёлую песенку... Но во дворе одному скучно, и мама разрешает ему выйти на лужайку.
Вдруг перед Чуней появился цыплёнок. Он стоял среди высокой травы и плакал.
Почему ты плачешь? - заботливо спросил Чуня.
Я заблуди-и-ился! - жалобно пропищал цыплёнок.
Это не беда! - успокоил малыша Чуня. - Нука, прыгай ко мне на спину. Я тебя отвезу домой!
Мама! Вот моя мама! - радостно закричал цыплёнок и бросился в объятия Пеструшки. -Я заблудился. Мне было страшно. А поросёнок меня спас, - тараторил счастливый цыплёнок.
Ко-ко-какой вы добрый! Ко-ко-какой вы милый! Спасибо! - кудахтала Пеструшка.
Ну что вы! Пожалуйста! - застеснялся поросёнок, довольный похвалой. Он попрощался с Пеструшкой и цыплёнком.
Пожалуйста! Ешьте на здоровье!
В этот же день другой мальчик, Гаврик – тот самый, о котором мы вскользь упомянули, описывая одесские берега, – проснулся на рассвете от холода.
Он спал на берегу возле шаланды, положив под голову гладкий морской камень и укрыв лицо старым дедушкиным пиджаком. На ноги пиджака не хватило.
Ночь была теплая, но к утру стало свежо. Босые ноги озябли. Гаврик спросонья стянул пиджак с головы и укутал ноги. Тогда стала зябнуть голова.
Гаврик начал дрожать, но не сдавался. Хотел пересилить холод. Однако заснуть было уже невозможно.
Ничего не поделаешь, ну его к черту, надо вставать.
Гаврик кисло приоткрыл глаза. Он видел глянцевое лимонное море и сумрачную темно-вишневую зарю на совершенно чистом сероватом небе. День будет знойный. Но пока не подымется солнце, о тепле нечего и думать. Конечно, Гаврик свободно мог спать с дедушкой в хибарке. Там было тепло и мягко. Но какой же мальчик откажется от наслаждения лишний раз переночевать на берегу моря под открытым небом?
Редкая волна тихо, чуть слышно, шлепает в берег. Шлепнет и уходит назад, лениво волоча за собой гравий. Подождет, подождет – и снова тащит гравий обратно, и снова шлепнет.
Серебристо-черное небо сплошь осыпано августовскими звездами. Раздвоенный рукав Млечного Пути висит над головой видением небесной реки.
Небо отражается в море так полно, так роскошно, что, лежа на теплой гальке, задрав голову, никак не поймешь, где верх, а где низ. Будто висишь среди звездной бездны.
По всем направлениям катятся, вспыхивая, падающие звезды.
В бурьяне тыркают сверчки. Где-то очень далеко на обрыве лают собаки.
Сначала можно подумать, что звезды неподвижны. Но нет. Присмотришься – и видно, что весь небесный свод медленно поворачивается. Одни звезды опускаются за дачи. Другие, новые, выходят из моря.
Теплый ветерок холодеет. Небо становится белее, прозрачнее. Море темнеет. Утренняя звезда отражается в темной воде, как маленькая луна.
По дачам сонно кричат третьи петухи. Светает.
Как же можно спать в такую ночь под крышей?
Гаврик встал, сладко растянул руки, закатал штаны и, зевая, вошел по щиколотку в воду. С ума он сошел, что ли? Ноги и так озябли до синевы, а тут еще лезть в море, один вид которого вызывает озноб!
Однако мальчик хорошо знал, что он делает. Вода только на вид казалась холодной. На самом деле она была очень теплой, гораздо теплее воздуха. Мальчик просто-напросто грел в ней ноги.
Затем он умылся и так громко высморкался в море, что несколько головастых мальков, безмятежно заснувших под берегом, брызнули во все стороны, вильнули и пропали в глубине.
Зевая и жмурясь на восходящее солнце, Гаврик насухо вытер рубашкой маленькое пестрое лицо с лилово-розовым носиком, облупленным, как молодая картофелька.
– Ох-ох-ох… – сказал он совершенно как взрослый, не торопясь перекрестил рот, где до сих пор еще не хватало двух передних зубов, подобрал пиджак и побрел вверх валкой, цепкой походочкой одесского рыбака.
Он продирался сквозь густые заросли сильно разросшегося бурьяна, осыпавшего мокрые ноги и штаны желтым порошком цветения.
Хибарка стояла шагах в тридцати от берега на бугорке красной глины, мерцавшей кристалликами сланца.
Собственно, это был небольшой сарайчик, грубо сколоченный из всякого деревянного старья: из обломков крашеных лодочных досок, ящиков, фанеры, мачт.
Плоская крыша была покрыта глиной, и на ней росли бурьяны и помидоры.
Когда еще была жива бабушка, она обязательно два раза в год – на пасху и на спаса – белила мелом хибарку, чтобы хоть как-нибудь скрасить перед людьми ее нищенский вид. Но бабушка умерла, и вот уже года три, как хибарку никто не белил. Ее стены потемнели, облезли. Но все же кое-где остались слабые следы мела, въевшегося в старое дерево. Они постоянно напоминали Гаврику о бабушке и о ее жизни, менее прочной, чем даже мел.
Гаврик был круглый сирота. Отца своего он совсем не помнил. Мать помнил, но еле-еле: какое-то распаренное корыто, красные руки, киевское печатное кольцо на скользком, распухшем пальце и множество радужных мыльных пузырей, летающих вокруг ее железных гребенок.
Дедушка уже встал. Он ходил по крошечному огороду, заросшему бурьяном, заваленному мусором, где ярко теплилось несколько больших поздних цветков тыквы – оранжевых, мясистых, волосатых, со сладкой жидкостью на дне прозрачной чашечки.
Дедушка собирал помидоры в подол стираной-перестираной рубахи, потерявшей всякий цвет, но теперь нежно-розовой от восходящего солнца.
Между задранной рубахой и мешковатыми штанами виднелся худой коричневый живот с черной ямкой пупа.
Помидоров на огороде оставалось совсем мало. Поели почти всё. Дедушке удалось собрать штук восемь – маленьких, желтоватых. Больше не было.
Старик ходил, опустив сивую голову. Поджав выскобленный по-солдатски подбородок, он пошевеливал босой ногой кусты бурьяна – не найдется ли там чего-нибудь? Но ничего больше не находилось.
Взрослый цыпленок с тряпочкой на ноге бегал за дедушкой, изредка поклевывая землю, отчего вверху вздрагивали зонтички укропа.
Дедушка и внучек не поздоровались и не пожелали друг другу доброго утра. Но это вовсе не обозначало, что они в ссоре. Наоборот. Они были большие приятели.
Просто-напросто наступившее утро не обещало ничего, кроме тяжелого труда и забот. Не было никакого резона обманывать себя пустыми пожеланиями.
– Всё поели, ничего не осталось, – бормотал дед, как бы продолжая вчерашний разговор. – Что ты скажешь! Восемь помидоров – куда это годится? На смех курям.
– Поедем, что ли? – спросил Гаврик, посмотрев из-под руки на солнце.
– Надо ехать, – сказал дед, выходя из огорода.
Они вошли в хибарку и степенно напились из ведра, аккуратно прикрытого чистой дощечкой.
Старик крякнул, и Гаврик крякнул. Дедушка потуже подтянул ремешок штанов, и внучек сделал то же самое.
Затем дедушка достал с полочки кусок вчерашнего ситника и завязал его вместе с помидорами в ситцевый платок с черными капочками.
Кроме того, он взял под мышку плоский бочоночек с водой, вышел из хибарки и навесил на дверь замок.
Это была излишняя предосторожность. Во-первых, красть было нечего, а во-вторых, у кого бы хватило совести воровать у нищих?
Гаврик снял с крыши весла и взвалил их на маленькое, но крепкое плечо.
Сегодня дедушке и внучку предстояло много дела. Третьего дня бушевал шторм. Волна порвала переметы. Рыба не шла. Улова не было никакого. Денег не осталось ни копейки.
Вчера море улеглось, и на ночь поставили перемет.
Сегодня его надо было выбрать, успеть с рыбой на привоз, наживить перемет и вечером обязательно его опять поставить, чтобы не пропустить хорошей погоды.
Они, натужась, стащили шаланду по гальке к воде и осторожно толкнули в волну.
Стоя по колено в море, Гаврик поставил на корму садок для рыбы – маленькую закрытую лодочку с дырками, сильно толкнул шаланду, разбежался и лег животом на борт, болтая над скользящей водой ногами, с которых падали сверкающие капли. И лишь когда шаланда проскочила сажени три-четыре, мальчик влез в нее и сел грести рядом с дедушкой.
Каждый из них работал одним веслом. Это было легко и весело: кто кого перегребет? Однако оба они равнодушно хмурились и только покрякивали.
Ладони у Гаврика приятно горели. Весло, опущенное в прозрачную зеленую воду, казалось сломанным. Узкая его лопаточка упруго шла под водой, гоня назад воронки. Шаланда подвигалась сильными рывками, поворачивая то вправо, то влево. То дедушка нажмет, то внучек нажмет.
– Эх-х! – крякал дедушка, отваливаясь с силой.
И шаланда рывком заворачивала влево.
– Э-х-х! – еще сильнее крякал Гаврик.
И лодка рывком выравнивалась и поворачивала вправо.
Дедушка упирался в переднюю банку босой ногой со скрюченным большим пальцем и коротко рвал весло. Но и внучек не отставал. Он упирался обеими ногами и закусывал губу.
– А вот не подужите, дедушка, – сквозь стиснутые зубы цедил Гаврик, обливаясь потом.
– А вот подужу, – кряхтел дед, тяжело переводя дыхание.
– Та, ей-богу, не подужите!
– Побачимо!
– Побачимо!
Но как дедушка ни наваливался, ничего не получалось. Не те годы! Да и внучек подрос подходящий. Маленький-маленький, а смотри ты, какой упрямый! Против собственного деда не боится идти на спор!
Дедушка сердито хмурился, искоса поглядывая из-под седых бровей на хлопчика, сопевшего рядом. И в его старчески водянистых глазах светилось веселое изумление.
Так, не осилив друг друга, они отошли по крайней мере на версту от берега. Тут среди волн качались на пробках выцветшие флажки их перемета.
Тем временем уже все море покрылось рыбачьими шаландами, вышедшими на лов.
Высоко подскакивая и с маху шлепаясь в волну плоским рубчатым дном, высунутым из воды на треть, пронеслась под полным парусом новая синяя красавица шаланда «Надя и Вера». На корме, небрежно раскинувшись, лежал хорошо знакомый Гаврику малофонтанский рыбак Федя с черной семечкой, прилипшей к губе.
Из-под клеенчатого козырька синей фуражки с якорными пуговичками лениво смотрели прекрасные томные глаза, почти прикрытые челкой, темной от брызг.
Прижав каменной спиной круто повернутый румпель, Федя даже не взглянул на жалкую шаланду дедушки.
Но Федин брат, Вася, в полосатом тельнике с короткими рукавами, увидев Гаврика, перестал раскручивать лесу самодура и, приложив к глазам против солнца руку, успел крикнуть:
– Эй, Гаврюха, ничего, не дрейфь! Держись за воду – не потонешь!
И «Надя и Вера» пронеслась мимо, обдав дедушку и внучка целым фонтаном брызг.
Конечно, в этом не было ничего обидного. Обыкновенная дружеская шутка. Но дедушка на всякий случай сделал вид, что ничего не расслышал. Однако в глубине души осталась обида. Ведь и у него, у дедушки, была когда-то прекрасная шаланда с новеньким, прочным парусом. Ловил на ней дедушка на самодур скумбрию. Да еще как ловил! В иной день по две, по три сотни тащила покойная бабушка на привоз. Но жизнь прошла… И остались у дедушки лишь нищенская хибарка на берегу да старая шаланда без паруса.
Парус пролечили, когда заболела бабушка. Да и то напрасно: все равно померла. Теперь такого паруса больше никогда не справишь. А без паруса какая же ловля? На смех курам! Разве только бычков на перемет. Грустно!
Гаврик прекрасно понимал, о чем думает дедушка. Но и виду не подавал. Наоборот. Чтобы отвлечь старика от горьких мыслей, он стал деловито возиться возле перемета: вытаскивать первый флажок.
Дедушка тотчас перебрался через банки, стал рядом с внучком, и они начали в четыре руки травить мокрый конец перемета. Вскоре пошли крючки. Однако бычков на них было мало, да и то мелочь.
Гаврик крепко брал головастую трепещущую рыбку за скользкие жабры, ловко выдирал крючок из хищных челюстей и бросал ее в садок, спущенный в море.
Но из десяти крючков едва ли на трех попадалась настоящая добыча – на остальных болтались тощие глосики или крабы.
– Не идут на креветку, – сокрушенно бормотал дедушка. – Ну что ты скажешь! Одна мелочь. Надо мясом наживлять. На мясо обязательно пойдут. А где это взять тое мясо, если оно на привозе по одиннадцать копеек фунт! Просто курям на смех.
Но тут вдруг навалилось что-то громадное, с коричневым дымом. Пролетели по воде две косые тени. Страшно зашумела вода… И совсем близко от шаланды прошел пароход, хлопотливо мелькая красными лопастями колес.
Лодку подбросило, потом уронило, потом опять подбросило. Флажки перемета запрыгали почти под самыми колесами. Еще немножко – и их смолотило бы в щепки.
– Эй, на «Тургеневе»! – заорал дедушка не своим голосом и растопырил руки, как бы желая остановить несущуюся лошадь. – Что у вас, повылазило? Не видите переметов? Паршивые сволочи!
Но пароход уже благополучно пронесло.
Он шумно удалялся – с трехцветным флагом за кормой, со спасательными кругами и шлюпками, с пассажирами, с клубами бурого каменноугольного дыма, – оставляя за собой крупное белоснежное кружево на чистой темно-зеленой воде. Значит, было уже семь часов утра. «Тургенев» заменял рыбакам часы. В восемь часов вечера он проходил обратно из Аккермана в Одессу. Надо было торопиться, чтобы не опоздать с бычками на привоз.
Дедушка и внучек наскоро позавтракали помидорами с хлебом, запили свой завтрак водой, которая уже успела нагреться в бочоночке и приобрести дубовый привкус, и торопливо взялись за перемет.
| |
