Тюремные ясли
Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне
Ирина Халецкая
Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.
Пятьдесят процентов наркоманок
В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.
Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.
Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.
Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.
«Размножаешься в неволе»
Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.
В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.
Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.
Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.
Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.
«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.
«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.
Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.
Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.
У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.
На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.
«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.
Шестеро из сорока шести
В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел - больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.
«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.
Хотя отдельных особ вспоминает до сих пор с ужасом. Например, девушку, которая попала в колонию за то, что задушила родную бабушку колготками. «Это я простить не смогла. Велела всем приглядывать за ней, чтобы она из поля зрения никуда не пропадала со своим ребенком. Таких вещей я предпочитаю не знать. Простить, конечно, следовало, но мне было трудно», — говорит Татьяна.
Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.
И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».
Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей - в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.
«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.
Любить ради «показухи»
Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут - не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.
Тюремные ясли
Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне
Ирина Халецкая
Жизнь осужденных женщин, которые готовятся родить на зоне, сильно отличается от обычного режима. Их направляют в специальные колонии, где созданы условия для совместного проживания с ребенком. Таких в России всего тринадцать. Корреспондент РИА Новости побывала в одном из исправительных учреждений во Владимирской области.
Пятьдесят процентов наркоманок
В исправительной колонии № 1 в Головино центр совместного проживания действует с 2012 года. Идея была не новой: первый открылся в мордовской колонии № 2 для рецидивисток. Сейчас в тринадцати исправительных учреждениях осужденные матери и дети до трех лет могут круглосуточно находиться вместе.
Потребность же намного выше. По последним данным ФСИН, в стране свыше 500 заключенных отбывают срок с детьми, однако больше половины живут с ними порознь и видятся лишь изредка.
Контингент в ИК-1 особенный: во-первых, тут содержатся только «перворазы» — около 800 женщин с первой судимостью. Во-вторых, половина сидит по 228-й статье: сбыт и употребление наркотиков.
Еще 130 — за причинение телесных повреждений разной степени тяжести. Остальные — за кражу, мошенничество, убийство. Детей на зоне воспитывают 36 заключенных, но жить с ними разрешено только шестнадцати.
«Размножаешься в неволе»
Лилия Темасова — одна из тех, кому повезло. Ей 28 лет, последние шесть провела за решеткой.
В худшем случае осталось еще полтора года — если не выпустят по УДО (условно-досрочное освобождение). О том, как она здесь оказалась, Лилия говорить наотрез отказывается.
Но ее история по-своему уникальна: в колонии она родила второй раз, а первой дочери — Веронике — уже десять, перешла в третий класс. Родилась и выросла на воле.
Младшую сестру Сашу никогда не видела, но знает о ней и ждет дома.
Темасова признается, что воспитание на воле и за решеткой отличается как небо и земля. Со старшей она занималась сама, выбирала для нее кружки и секции, ориентированные больше на творчество.
«Когда уехала в колонию, дочка осталась с бабушкой и дедушкой. Они Веронику воспитывают по-другому: девочка поступила в гимназию с углубленным изучением иностранных языков, уже получила кучу разных дипломов. Грустно, но сейчас у нас с ней не такая глубокая связь, как с маленькой», — говорит осужденная.
«Я слишком давно здесь. За шесть лет прогресс шагнул настолько далеко, что мне уже не угнаться. Не понимаю и половины из того, что говорит дочка, а она-то в курсе всех последних событий. Для меня это лес. Остается кивать головой и соглашаться. Но дочка меня не стыдится, как это бывает у некоторых заключенных. Наоборот, пугает мальчишек, что «скоро у меня мама освободится — и все, вам крышка», — шутит Темасова.
Маленькая Саша постоянно при маме, ничего, кроме зоны, она не видела.
Лилия вспоминает, как за ней долго ухаживал друг детства, но без взаимности. А когда угодила за решетку, старый друг был одним из немногих, кто поддержал. «Много лет он за мной гонялся. Нагнал в колонии. Здесь я за него вышла замуж, тут от него забеременела. И мне было гораздо спокойнее вынашивать ребенка, нежели на воле, да и воспитывать тоже. Муж надо мной смеется, говорит: «Ты размножаешься только в неволе», — продолжает Лилия.
У матерей, живущих с детьми, свой распорядок. Утром просыпаются, будят ребенка, кормят, одевают и отводят воспитателям в детский сад, а сами идут в промзону на работу. В ИК-1 большое производство, где осужденные шьют зимние куртки.
На промзоне мамы работают только одну смену — до 14:00. И забирают из садика малышей.
«Потом делаем что хотим. Кто-то гуляет, кто-то учится, кто-то отправляется на лекцию, родительское собрание. Удобно, что пока мы работаем, с детьми занимаются психологи, логопеды, развивают моторику, помогают с социальной адаптацией», — делится подробностями собеседница.
Шестеро из сорока шести
В центре сейчас 16 осужденных. Пока это предел - больше мест нет. Но в колонии еще 20 желающих попасть на совместное проживание с детьми. Ждут очереди. Их заявления лежат в ящике стола начальника центра Татьяны Шишигиной. Она в колонии с 1986 года. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными мамами.
«Мы идеализируем подопечных: для нас они все очень хорошие. На тяжесть статьи, по которой они попали сюда, я даже не смотрю», — признается она.
Хотя отдельных особ вспоминает до сих пор с ужасом. Например, девушку, которая попала в колонию за то, что задушила родную бабушку колготками. «Это я простить не смогла. Велела всем приглядывать за ней, чтобы она из поля зрения никуда не пропадала со своим ребенком. Таких вещей я предпочитаю не знать. Простить, конечно, следовало, но мне было трудно», — говорит Татьяна.
Когда женщина с ребенком освобождается из колонии, органы опеки на месте уже ждут, чтобы поставить ее на учет. Первые месяцы сотрудники опеки звонят Шишигиной, сообщают, как складывается судьба ее бывших подопечных.
И это, говорит она, основная головная боль: «Мне главное, чтобы мама не запила, не вернулась к наркотикам, не украла ничего. Рецидивы мы не лечим, а они, к сожалению, бывают».
Если смотреть на сухую статистику, все в пределах нормы. С 2012 года через центр прошло 46 матерей с детьми, сегодня 25 детей живут в полных благополучных семьях, порядка десяти матерей воспитывают в одиночку, некоторые малыши остались с бабушками. Однако шесть детей - в детских домах. Это значит, объясняет Шишигина, что мать снова совершила преступление и попала за решетку, а ребенка забрать некому.
«Есть женщины, на которых даже не подумаешь, — столько клялась, божилась, что выйдет и возьмется за ум. А через два года узнаю: сидит за торговлю наркотиками уже в другой колонии. Так много это или мало — шестеро из 46?» — задается вопросом Татьяна.
Любить ради «показухи»
Шишигина не раз сталкивалась с мамами, которые любят детей ради «показухи», но в центр совместного проживания они вряд ли попадут - не пройдут комиссию. Их дети так и живут в детском садике под присмотром воспитателей, а заключенные приходят туда в определенные часы ради галочки. «Просто в отряде ее заставили провести время с малышом. Садится в игровой комнате в сторонке, ребенок предоставлен сам себе. Вот такое бывает. Но, к счастью, подобных мамашек все меньше. Психологи и соцработники с ними контактируют, пробуждают в них материнские инстинкты», — объясняет начальник центра.
Если вам довелось рожать в тюрьме, то вы получили исключительную возможность узнать массу таких подробностей, которые даже не снились другим женщинам: можно ли рожать в наручниках и присутствует ли при родах охрана; сколько времени роженица остается в роддоме и каким образом ее отвозят назад в изолятор; обыскивают ли младенца, когда он с матерью выезжает на суд; склоняют ли беременную к аборту; может ли мать воспитывать своего ребенка, если ей разрешили взять его в колонию, и многое, многое другое.
Беременные содержатся в общих камерах - душных, прокуренных, - кормят их той же самой пищей. В больницу роженицу обычно отвозят при первых схватках, если заключенные успевают сообщить об этом администрации. Везут в “автозаке” или на “скорой помощи”, но всегда под конвоем. В некоторых случаях рожающую женщину могут доставить и в наручниках. После родов содержащаяся в трудколонии женщина должна через два месяца приступить к работе. Ребенок остается в больнице положенное время - 5-6 дней, а потом, если он здоров, его возвращают матери. С этого момента, или чуть раньше, мать начинает жить в отдельной, приспособленной для таких случаев камере, в которой могут находиться только беременные или кормящие. Так написано в “Законе о содержании под стражей”. Но, как и многое другое, предусмотренное этим актом, чаще всего остается простой декларацией, благим намерением, из тех, которыми вымощена дорога…в ад.
Если у матери нет грудного молока, администрация помогает ей с искусственным питанием. Однако известен случай (это произошло в архангельском СИЗО), когда мать, потеряв молоко после падения с верхнего яруса, не могла добиться от администрации искусственного питания, и была вынуждена в течение двух недель кормить двухмесячного ребенка жеваным хлебом. Это вызвало бунт в тюрьме и тогда администрация была вынуждена изыскать средства для покупки молочных смесей.
Мать в СИЗО практически не разлучается с ребенком, ей некому его оставить, некому передать на время. Единственная возможность временного отдыха матери - это отправка ребенка в больницу.
По достижении ребенком трехлетнего возраста его разлучают с матерью. Никаких обычных на свободе социальных льгот и социального обеспечения беременные и женщины с детьми в заключении не имеют. В целом можно сказать, что положение женщин в СИЗО и трудколониях во многих отношениях оказывается хуже, чем у мужчин. Следствие - распад всей ткани нормальной жизни, т. е. распад семей, неумение обращаться с ребенком, распад отношений с детьми и т. д.
При выезде матери на суд ребенка могут подвергнуть обыску по той же причине. Сложности оперативной обстановки, по правде сказать, заключаются в межкамерных и межличностных связях подсудимых и подследственных. Иными словами, записку “мамочка” может передать, или еще чего. А такого быть не должно. Так уж повелось, что интересы следствия важней интересов ребенка. Хотя здравый смысл подсказывает, что неправильно это, что не может так быть, чтобы невинное дитя самые первые и самые важные месяцы и годы жизни провело …в аду. Даже если его мать и не ангел.
Условия содержания матерей с малолетними детьми в местах лишения свободы
Ст. 100 УИК:
1. В исправительных учреждениях, в которых отбывают наказание осужденные женщины, имеющие детей, могут организовываться дома ребенка. В домах ребенка исправительных учреждений обеспечиваются условия, необходимые для нормального проживания и развития детей. Осужденные женщины могут помещать в дома ребенка ИУ своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми.
2. С согласия осужденных женщин их дети могут быть переданы родственникам или по решению органов опеки и попечительства иным лицам, либо по достижении детьми трехлетнего возраста направлены в соответствующие детские учреждения.
3. Если ребенку, содержащемуся в доме ребенка исправительного учреждения, исполнилось три года, а матери до окончания срока отбывания наказания осталось не более года, администрация ИУ может продлить время пребывания ребенка в доме ребенка до окончания срока отбывания наказания матерью.
4. Осужденные беременные женщины и осужденные кормящие матери могут получать дополнительно продовольственные посылки и передачи в количестве и ассортименте, определяемых медицинским заключением. Осужденные беременные женщины, осужденные женщины во время родов и в послеродовой период имеют право на специализированную помощь.
(в ред. Федеральных законов от 08.12.2003 N 161-ФЗ, от 14.07.2008 N 112-ФЗ)
Вадим родился в тюрьме в Челябинске. Мама отбывала срок за хранение наркотиков. В этой колонии, как и еще в 9 других в разных регионах (а всего в нашей стране 35 колоний для женщин), на территории находится отдельное здание – тюремный дом ребенка. Мальчик достиг трехлетнего возраста раньше, чем мама отбыла свой срок наказания, и из тюрьмы, как положено по закону, был переведен в один из Челябинских детских домов. Малыш рос и развивался вполне по возрасту, но через два года учреждение расформировали, и Вадим оказался в другом детском доме, где, как новенький подвергся дедовщине и в результате получил тяжелую травму головы. Вскоре воспитатели заметили задержку в развитии ребенка и он был переведен в интернат для детей с заболеваниями 8-го вида.
Когда Вадиму было 5 лет, объявилась его мама, которая, посмотрев на мальчика, сказала: “Какой-то он глупенький на вид”, немного поиграла с ребенком, но после этого её больше никто не видел. Еще долгие годы Вадик писал маме письма, на которые не получал ответов. По окончании интерната Вадим, как и остальные выпускники, выучился на слесаря, получил квартиру, но решительно не понимал, что делать дальше со своей жизнью.
Где сейчас мама Вадима мы не знаем, не знаем также как получилось, что этой женщине пришлось рожать в тюрьме, но нам известно, почему очень многие женщины-заключенные намеренно пытаются забеременеть и родить во время срока лишения свободы.
У нашего фонда в попечении 5 учреждений в районе города Вольск, немало детей в них имеют мам, отбывающих наказания за различные преступления. Здесь в Вольском районе есть колония для женщин, не строгого режима, а обычная, где женщины сидят в основном за наркотики и воровство. После психологической диагностики заключенных делят на отряды: кого-то в прачечную, кого-то – в столовую, кого-то в швейный цех шить варежки и армейскую форму. Если женщина хорошо себя ведет, в качестве поощрения может получить с законным супругом свидание “семейного типа”, то есть в отдельной “квартире”. Супруг приезжает, привозит продукты, проходит досмотр, и пара остается наедине. Во время таких свиданий многие заключенные стараются забеременить. Для нас, людей на свободе, сама мысль рожать ребенка в тюрьме кажется безумием. Но у заключенных есть свои причины этого добиваться.
Если женщине удалось зачать ребенка, она получает шанс на очень многие изменения в условиях ее содержания. В зависимости от тяжести статьи, по которой осудили заключённую, есть система поблажек и послаблений режима: улучшенное питание и больше прогулок (назначается не в каждой тюрьме), освобождение от тяжелых работ или сокращение времени работы, а также право на УДО - заветное условно-досрочное освобождение, если срок окончания заключения уже близок.
Мамы не скрывают, что ребенок сам по себе им особенно не нужен, хотя бывают и исключения. Но они крайне редки. После родов, на которые роженицу отвозят с двумя конвоирами в “Автозаке”, женщина получает дополнительное свободное время на кормление ребенка по часам, продолжает получать особое питание, а затем может посещать его в специально отведенном под детский сад помещении на территории колонии по графику, установленному учреждением. Далеко не во всех колониях мамы могут видеть своих детей до трех лет. Там, где нет помещения под деткий сад, сразу после родов ребенок попадает в больницу и затем в дом ребенка.
В нянечки берут заключенных по нетяжким статьям или с малым остаточным сроком пребывания в тюрьме. Сейчас в тюрьме находятся 500 женщин и 50 детей, то есть во время заключения родила каждая десятая (если не считать детей, которых по достижению 3-х-летнего возраста уже перевели в ближайший детский дом, а мама продолжает сидеть).
Большую часть времени дети проводят с нянечками и персоналом, много смотрят телевизор, плохо говорят. В одном из наших ближайших детских домов мы даже специально наняли логопеда для занятий с мальчиками, выросшими в тюрьме - они почти не разговаривали и в 5 лет.
Для того, чтобы накормить детей, которые питаются уже обычной едой, а не молоком, используется две схемы. Либо детей по очереди сажают на стульчик для кормления, привязывают руки и раз в 10 секунд кладут ему в рот кашу, либо сажают сразу всей группой и по очереди дают по одной ложке еду. Так же впрочем кормят и в обычных (не тюремных) домах ребенка. Понятно, что воспитателей не хватит, чтобы накормить каждого, как домашнего ребенка - с уговорами, сказками, прибаутками. Но именно после таких схем кормления, а также после еды по часам (завтрак, обед, ужин), когда не можешь поесть, когда тебе этого хочется и того, что хочется, а приходится есть то, что сегодня в столовой дают, и развиваются пищевые нарушения у воспитанников детских домов. И это несмотря на то, что качество и вкус еды в детских домах в России сейчас везде на довольно хорошем уровне. Еда становится желанной отрадой, попадая в приемную семью или уже после выпуска из детского дома, дети не могут наесться и часто съедают больше, чем нужно. Один из наших знакомых выпускников, у которого жизнь к счастью сложилась вполне успешно, вспоминает, что главное чувство, которое помнит в детстве – это постоянный голод.
Не каждой забеременевшей женщине удается родить, условия в тюрьме все же не лучшие для беременности, случаются и выкидыши и осложнения. Тем не менее здоровье у всех малышей, родившихся в колонии, по понятным причинам изначально очень слабое.
Дальнейшая судьба детей, родившихся в тюрьме, складывается по одному из четырех сценариев. Чаще всего ребенок маме не нужен, и она его не забирает, даже когда освобождается. А если ее срок освобождения не близок, ребенок может почти все детство провести в учреждениях. Если ко всему прочему она и отказ от него не пишет, то шанс ребенка попасть в приемную семью близок к нулю. Эти дети настоящие заложники сложившейся системы. Юридически, в отличии от своих мам, которые отвечают за совершенные преступления, они свободные граждане, но фактически являются такими же несвободными, как и их родительницы. Второй вариант крайне редок – когда папа забирает и воспитывает ребенка, пока мать продолжает отбывать свой срок. Третий, еще более редкий, когда мама все-таки после выхода из тюрьмы забирает ребенка. Но зная, что наши российские бывшие заключенные почти в 90% случаев не адаптируются к нормальной жизни, судьба таких детей также складывается непросто. Четвертый сценарий разворачивается, если мама написала отказ от ребенка, он воспитывается в детском учреждении и имеет статус “под усыновление”. Такого ребенка могут забрать в приемную семью. Какой из сценариев является самым благоприятным сказать довольно сложно. Каждому ребенку в идеале нужна его кровная мама, но уж если эта мама таковою быть не хочет, оптимально, если такого малыша действительно усыновят.
Судьба Вадима из Челябинска, который так и не дождался свою маму и не попал в приемную семью, который прошел все стадии этой системы – от дома ребенка до трех лет, неофициального отказа матери, всего детства в учреждении, выпуска из него, получения образования не по своему призванию, а с общим потоком, в итоге по счастью сложилась довольно хорошо. Вадим попал на работу к очень хорошему человеку Алексею, который стал ему если не отцом, то точно старшим наставником. Алексей подсказывал Вадиму как ему развиваться профессионально, стал ему настоящим другом, помогал в самых разных ситуациях. Сейчас Вадим по прежнему работает у Алексея, женился, воспитывает двух детей. Но увы так складывается жизнь единиц детей, родившихся в тюрьмах. И лишь потому, что роды для большинства заключенных женщин – это лишь способ сделать свою непростую жизнь в колонии немного легче.
Тюремным медикам по барабану на тебя. Тем более, если ты на тюрьме, а не на зоне. Ты не работаешь еще, не приносишь им дохода, не шьешь костюмы ментам, пожарникам. Поэтому им на тебя ***. Им не резон тебя даже в больницу везти. У меня как-то была сильная ангина, температура 39, не могла глотать. Попросила у врачихи что-нибудь от ангины. Она говорит:
У тебя есть кубик «Магги»? В кипяток покроши и дыши над ним.
Вот что мне прописала врач. Сейчас они хоть простые таблетки дают, анальгин там. А тогда в хате только и были бульонные кубики.
Через месяц я вернулась в тюрьму. Дочь привезли через трое суток в ужасном состоянии. Конечно, в больнице тюремный ребенок никому не нужен. За ней никто не ухаживал. А в тюремную больницу ребенка не возят, то есть месяц с лишним мы были разделены.
Чем кормила ребенка? Я гадаю на картах, я грузинка наполовину. Гадала на картах, и девочка, которая сидела со мной, мне сцеживала молоко. Когда я была месяц в тюремной больнице, смотрящий за туботделом был грузин. И он мне передал сигареты, а я не курю. Эти сигареты меняла потом на кухне в тюрьме. Через баландера [раздающий еду], который хавчик возит, покупала геркулесовую кашу. Через марлю сцеживала и кормила ее этой жижей от каши. Вот эта жижа - все, что ела Карина. Молоко еще иногда за сигареты покупала.
У нас на всех была одна коляска для прогулок. Внизу был дворик, пустой, одна скaмейка, и все. Никаких игрушек. Гуляли по очереди, раз одна коляска, или на руках. Но однажды приезжали финны или немцы, нас снимали, мамочек. Тюремная администрация выставила все красиво. Привезли по коляске каждой, выставили детское питание, которого мы никогда не видели. И сразу как иностранцы уехали, все обратно отобрали.
Напротив была большая комната закрытая. И со мной сидела девочка, «замочница», вскрывала замки. Давай, говорит, посмотрим, что там. Вскрыла комнату, а там все завалено: питание, коляски, вещи детские. Помощь гуманитарная. Они брали себе, на вынос. Коляски, сумки с питанием, - это все среди сотрудников расходилось.
На тюрьме ребенок живет с матерью до трех лет. Потом его забирают в детский дом или опекуны. Многие сразу отдают. Потому что понимаешь, что это такое... Три года рядом, а потом отдать ребенка.
Когда я сидела, «детских» денег не получала. И когда освободилась, пошла получать. А мне сказали, мол, какие деньги, вы сидели в тюрьме, вас с ребенком содержало государство. Я им тогда высказала:
Позвольте, государство не дало моему ребенку ничего, ни одного рожка молока.
Врачи? Один раз в неделю приходили, и все. По средам. Да и врачи какие. Нам запрещали даже памперсы. Говорили, для детей вредно. Разрешали один памперс в день, если приходит передача. Прокладок женских нет.
